— От имени советского командования, — говорил Комаров, — я приветствую летчиков сражающейся Франции.
«Вперед, за то-то и за то-то!» — подумал Бенуа.
Но Комаров продолжал, сделав паузу, чтобы Кастор успел перевести:
— Ночью мне сообщили о том, как вы одеты. Поэтому вместо того, чтобы приготовить для вас речь, я приказал приготовить экипировку. Вольно!
— Вольно! — заорал Кастор. — И пошевеливайтесь!
В нескольких метрах от них, здесь же, на летном поле, остановился грузовичок. Солдат, который его привел, оказался девушкой. Две другие девушки, в кузове, приглашали французов подойти, размахивая сапогами и полушубками на козьем меху. Они называли предметы одежды по-русски и громко хохотали. Началась настоя-щая свалка!
— Как видите, переводчиков не требуется, господин майор, — сказал Кастор Марселэну.
Тот молча улыбнулся. Синицын и Сарьян смеялись от всей души. Лейтенант Зыков, видя общее оживление, счел ситуацию благоприятной. Выйдя из тени грузовичка, он направился к Марселэну с летным комбинезоном и унтами в руках. Не заметив предостерегающего знака Синицына, смущения Сарьяна и яростного взгляда Комарова, он протянул свои подарки французскому майору. Потом, повернувшись к Комарову, застыл в безупречной стойке «смирно».
— Товарищ генерал, разрешите мне преподнести майору Марселэну комбинезон и унты. Мой личный подарок.
— Ах ты!.. — побагровел Комаров и вдруг рассмеялся. — Позвольте представить вам лейтенанта Зыкова. Одиннадцать сбитых машин. И пять суток ареста за лихачество.
— Товарищ генерал, — жалобно взмолился Зыков, — ради франко-советской дружбы…
— А, бандит!.. Хорошо. Ради франко-советской дружбы’скину трое суток! Но двое отсидишь.
Зыков делал достойные похвалы усилия сохранить пристыженный и смущенный вид. Искорки в глазах Кастора убедили его, что это ему не удалось. А Комаров тем временем говорил Марселэну:
— Это ради вас.
Кастор перевел и добавил:
— Личный подарок!
Марселэн переложил из правой руки в левую обмундирование, переданное ему Зыковым. Затем он дружески пожал лейтенанту руку.
— Спасибо, унты великолепны!
Зыков стиснул протянутую, ему руку, улыбнулся, что-то быстро пробормотал, еще раз пожал руку французу, отдал честь генералу и отправился под арест, который, видимо, не был слишком уж суровым наказанием.
— Что он сказал? — спросйл Марселэн.
— Русский обычай, — ответил Кастор. — Он сказал: от всего сердца.
Ажиотаж около грузовичка достиг своего апогея. «Мы похожи на толпу женщин в универсальном магазине в день получки», — думал Вильмон. Впрочем, это вовсе не мешало ему, подобно товарищам, примерять сапоги и ушанки. Рядом с ним Буасси примерил уже семь полушубков, когда русская девушка-солдат решительно накинула ему на плечи еще один.