Капитан Сарьян обнаружил, что он не терпит ошибок, свойственных дилетантам.
Пока Сарьян вел счет искалеченным шасси, перегретым моторам и списанным в утиль самолетам, в общей столовой для русских и французских летчиков дела шли неплохо. За завтраком доктор сетовал, что свежего мяса дают много, а водки не дают. Казаль в который раз объяснял ему, что водку получают по сто граммов за каждого сбитого фрйца и что если он хочет понюхать водки, то ему ничего другого не остается, как подняться в воздух и сбросить на землю четверых-пятерых фашистов! Доктор ответил лишь неопределенным бурчаньем, осуждая одновременно котлеты, фрицев, Казаля и чай.
Леметр и Шардон кончили завтракать. Леметр восторгался партией в шахматы, сыгранной двумя русскими. Когда-то он сам немножко играл, но теорией никогда серьезно не занимался. Русские играли медленно, как будто время для них не существовало; они играли с бесстрастностью, свойственной лишь игрокам в поке]р.
Шардон мерился силами на бильярде с летчиком, которого все называли «Татьяна» — не потому, что он был женствен, а за то, что у этого улыбающегося здоровяка был прекрасный тенор, который, как говорил Бенуа, «брал за душу», и его любимой песней была песня о Татьяне, о разлуке с ней, которую принесла война. Татьяна пел «Татьяну» при любых обстоятельствах, даже когда капитан Сарьян делал ему неприятные замечания по поводу плохого ухода за мотором. В подобных случаях песня звучала особенно трогательно.
Оставался лишь один шар, и очередь бить была Шардона. Собравшиеся вокруг бильярда Кастор и несколько русских следили за игрой.
— Кастор, — спросил Шардон, — «тише» — как это говорится по-русски?
— Это не говорится, а кричится, — ответил Кастор.
И он в самом деле что-то прокричал.
Шардон неторопливо готовил свой удар. Он пробил — и последний шар исчез в лузе. Это был настоящий удар. Летчики просто вопили от удовольствия. Татьяна с важным видом насвистывал «Татьяну».
— Видно, мне придется учить его играть на бильярде! — сказал Шардон.
— Теперь Татьяна должен лезть, — объявил Кастор.
Летчики теребили Татьяну. Они что-то кричали, Шардон не понимал что, он уловил только одно: летчики единодушно требуют чего-то от Татьяны, а тог отказывается.
— Что они от него хотят? — спросил Шардон.
— Они требуют, чтобы Татьяна пролез под столом, — объяснил Кастор. — Это — наказание проигравшему.
— Значит, и мне пришлось бы лезть под стол?
Кастор метнул на него язвительный взгляд.
— Это тебе не по вкусу?
— Это было бы досадно.
— Смотри, — обернулся Кастор.
Татьяна, согнувшись, пытался протащить свои широкие плечи между ножек бильярдного стола. Вдруг один из русских, смеясь, что-то сказал. Кастор тоже засмеялся.