Ле Ган задорно выпятил вперед подбородок.
— Хочу фрица!
— Каждому по фрицу, — раздался голос парня с лицом цвета кофе с молоком. Это был мулат Лафарж.
— Не меньше, — уточнил Ле Ган.
Кастор обернулся, все еще с куском мела в руках. Он грустно улыбнулся Леметру и снова принялся за работу.
— Это ничего тебе не напоминает? — спросил он.
— Напоминает — ответил Леметр, — все начинается сначала. Эти ребята пока еще все равно что в детском саду.
В эскадрилье любили, когда Леметр начинал говорить намеками. Между Леметром-человеком и Леметром-учителем не было видимой границы. Он проявлял, вчзбоих этих качествах одни и те же недостатки и достоинства, одни и те же привязанности, одну и ту же волю к исполнению своего долга. И его теперешняя
Работа не порождала в нем ни малейших противоречий. Напротив, он видел в ней гларную причину своего душевного равновесия. Для него переход в эскадрилью был всего лишь этапом. Фашизм должен потерпеть военное поражение. Хорошо! Его работа неприятна, но необходима. Он мечтал, о том дне, когда окончится война и он вернется в свою школу, к своим Сорока ученикам, о волнующем и тонком счастье объяснить им, почему нужно любить французский язык. Мечтал о радости открыть перед ними двери Истории, показать им поступь народов — с отступлениями, скачками вперед, с яркими зорями и очень долгими сумерками. Сделать так, чтобы сквозь карту мира пробился в их сознание настоящий мир, сделать так, чтобы вот это желтое пятно стало дельтой Ганга, а та оранжевая кривая — Скалистыми Горами, заставить их мечтать о нашей планете. Сделать цифры учебников умными и доступными пониманию, открыть тайны жизни растений и их собственного тела, а в день выпуска сказать себе:
«Теперь жизнь должна дополнить мои уроки. Я сделал все, что мог». Он никогда не говорил об этом. Но где-то внутри, в глубине души он знал, что сражается в этой войне только для того, чтобы подготовиться к миру.
Дверь кабинета, Марселэна открылась, и на пороге появился Бенуа. Настроение у него, по-видимому, было неважное. Он сухо позвал:
— Леметр!
— Я, — ответил Леметр.
— Зайди, полковник хочет поговорить с тобой.
Входя, Леметр увидел сначала Марселэна. Затем
Лирона — примостившись в углу, тот разглядывал свои ногти. И, наконец, Флавье: свежевыбритый, он прямо сидёл на стуле, холодный, как айсберг.
— Вот и Леметр, — сказал Марселэн. — Я говорил о том, что отныне нас достаточно для сформирования трех эскадрилий. Бенуа будет командовать первой — эскадрильей ветеранов.
Леметр утвердительно кивнул. Это решение он находил естественным.