— Женщина — одна из движущих сил революции.
Дяденька Степанчиков посмотрел на меня озадаченно и сердито.
У Маньки оказалась мгновенная реакция:
— Ты ее не слушай, дяденька, ты подписывай, подписывай, она себя хочет очень умной показать.
— Докторова? — спросил дяденька.
Он подписал всем, кроме меня.
— Докторовой не подпишу. Она городская, пускай за нее городские ручаются.
— Съела? И поделом! — сказала Манька, когда мы вышли от Степанчикова.
Дома я плакала. Мой добрый, мягкий отец предлагал мне различные варианты: подождать до осени и стать комсомолкой в своей школе; вызвался добыть поручительство у главного геолога острова; брался поговорить с дяденькой Степанчиковым. Но я отмела все его советы и предложения.
Упрямая и нетерпеливая с детства, «вынь да положь», как говорила моя няня, я должна была настоять на своем и вступить в комсомол в тот же день и час, как мои сверстницы на острове.
Для этого я поехала в город. Оттуда я собиралась привезти такое поручительство, которое посрамило бы дяденьку Степанчикова.
День был баркасный. И хотя по морю бежали белые барашки, что предвещало качку, это меня не остановило.
Планы мои простирались далеко.
В этом году в наш город для создания русской секции Азербайджанской ассоциации пролетарских писателей приехал из Москвы поэт Михаил Юрин. Зимой я посещала литературные кружки города и на одном из заседаний познакомилась с Юриным. Осмелев, я дала ему тетрадку со своими стихами. Он отозвался о них довольно лестно, посоветовал учиться у Жарова и Безыменского и не слишком увлекаться Есениным. С тех пор мы стали друзьями. Я понимала, что Юрин считает меня студенткой университета, но не разубеждала его.
Застала я Михаила Юрина во дворце «Исмаилие», где помещалась резиденция АЗАППа. Повертев в руках мое заявление, он посмотрел на меня, высоко подняв едва намеченные брови:
— Так сколько же тебе лет?
И, оглядев меня, одетую по-летнему в голубое сатиновое платье, в сандалиях на босу ногу, черную как арапчонок, засмеялся:
— Теперь и сам вижу. А зимой — фу-ты ну-ты! — на барышню тянула.
Он написал, что я подаю надежды в литературе, серьезна и достойна быть членом Коммунистического союза молодежи. Я попросила, чтобы он проставил перед своей подписью: «Поэт». Он выполнил и эту просьбу.
Снова ночь в городской квартире, бессонница от страха опоздать, пристань в конце бульвара, баркас, Апшеронский маяк и милые сердцу вагонетки.
Благостная и кроткая, я принесла поручительство Венечке Грушину. Прочитав, он спросил:
— Это тот самый Юрин, что в газетах стихи печатает?