— Это мне не нравится. Я хочу быть хозяйкой своей судьбы. У меня свои собственные желания, Потти. Я знаю, что они у меня есть — я это чувствую.
— Я могу себе представить, что каждый маленький нейтрон в атомной бомбе чувствует то же самое. Он может сделать “БУМ!” или оставаться в покое, как ему нравится, но это ни в малейшей степени не изменяет процесс, бомба взорвется. И к этому я пришел уже давно. Вы видите здесь что-нибудь чрезвычайное, Миди?
Она взглянула на диаграмму и попыталась охватить весь узор.
— Внизу, справа, они как-то сходятся вместе.
— Верно. Вы видите горизонтальную пунктирную линию? Там мы находимся сейчас — и это все уже достаточно плохо. А теперь вы видите эту прямую отвесную линию? Это шестью месяцами позже. Это захватит нас. Вы видите циклы — длинные, короткие, все. Каждый в отдельности или проходит через эту точку, или достигает в ней своего высшего значения.
— Это плохо?
— Три большие линии сошлись в тысяча девятьсот двадцать девятом году, и экономическая депрессия поставила нас на лезвие ножа. Тогда двадцатичетырехлетний цикл стал поддерживающим элементом. Теперь все это сходится в один огромный пучок — в пару кульминационных точек совсем не того вида, которые могли бы нам помочь. Я имею в виду, что гусеницы и грипп едва ли принесут нам много хорошего. Миди, если статистика вообще что-то значит, тогда эта бедная, старая планетка еще никогда не переживала такого возмущения с тех пор, как Ева связалась с Адамом. Я боюсь.
Она внимательно посмотрела ему в лицо.
— Потти… вы не разыгрываете меня?
— Видит небо, как бы я хотел, чтобы все это было шуткой. Нет, Миди, с цифрами спорить нельзя, халтурить нельзя. Я не знаю, как это сделать. Это — Год Невезения.
По дороге домой Миди долго молчала. Когда они приблизились к Западному Лос-Анджелесу, она спросила:
— Потти?
— Да, Миди?
— Что мы можем сделать против этого?
— Что можно сделать против урагана? Закрыть уши. А что можно сделать против атомной бомбы? Попытаться действовать быстрее, чем атомная бомба и не быть там, где она взорвется. Что можно сделать еще?
— Да, — она несколько мгновений помолчала. — Потти, вы скажете мне, когда надо будет бежать?
— Если я сам буду это знать.
Он проводил ее до двери и повернулся к выходу, когда она сказала:
— Потти.
— Да, Миди? — он посмотрел на нее.
Она взяла его голову в ладони и притянула к себе. Потом страстно поцеловала его в губы.
— Ну — это была статистическая единица?
— Н-н-нет.
— И все — тоже будет так! — сказала она с мягким нажимом. — Потти, мне кажется, я могу изменить твою кривую.