Кэнайну била сильная дрожь, неодолимое желание защитить чужака охватило ее. Медленно, не спеша она высунула голову из шалаша. Несколько секунд отец не видел, что творится, потому что сбоку его поле зрения было срезано меховой оторочкой капюшона его парки. Потом и он, и гуси одновременно увидели Кэнайну. Джо Биверскин сердито рыкнул, протянул руку и рывком затащил ее обратно в шалаш. С громким клекочущим криком гуси взмыли в воздух. Джо Биверскин вскочил, держа ружье наготове, но было слишком поздно, и он не стал стрелять. Низко пролетев над водой, гуси вскоре скрылись в камышах, а когда появились снова, были уже недосягаемы.
Лицо отца исказилось от ярости, и он влепил ей крепкую пощечину; ничего подобного не случалось с ней в детстве - индейцы редко бьют детей.
- Уходи! - воскликнул он. — Убирайся отсюда!Дура! Неужели нельзя поосторожней? Никогда из тебя не выйдет мускек-овак. Ступай назад, к белым и к их книжкам.
Не говоря ни слова, Кэнайна медленно поднялась, растерянная и пристыженная.
- Прости меня, — тихо сказала она и ушла. Медленно брела она назад ельником по тропе к стоянке на берегу Киставани, злясь на себя за свою слабость. Отец думал, что это неосторожность. А что бы он сделал, если б узнал, что это намеренно? Он никогда не узнает, не должен узнать. Но что из того? Они все равно уже снова стали врагами.
А когда растерянность и стыд улеглись, Кэнайна усомнилась в том, что и на самом деле сожалеет о случившемся. Она не смогла забыть, что почувствовала облегчение при мысли, что чужак, ман-тай-о, остался в живых и до сих пор летает там, на болоте, со своею подругой, а не лежит в охотничьем шалаше кровавой кучкой мяса и перьев.
С тревогой ожидала в тот день Кэнайна возвращения охотников. Под вечер, заслышав их приближение, пробралась в дальний конец лагеря, чтобы незаметно осмотреть добычу, когда они выйдут из леса. Охотники появились, неся каждый по два, по три гуся. Ни один не подстрелил белолицего чужака.
С легким сердцем, счастливая возвратилась Кэнайна в вигвам Биверскинов. Отец уже вернулся, но не взглянул на нее и не сказал ни слова. Меж ними вновь разверзлась пропасть молчаливой вражды и презрения.
В ту ночь, еще до того, как индейцы улеглись, ветер переменился, подул с юга, в воздухе потеплело, и стало ясно, что похолодание кончилось. Наутро солнце начало припекать, и охотники рано вернулись в лагерь, принеся весть о том, что лед на озере Кишамускек треснул и стай стало меньше. В тот день подстрелили мало гусей. Кэнайна вновь с волнением осмотрела добычу - чужака среди убитых птиц не оказалось. В тот день уже несколько охотников видели ман-тай-о, но он был пуглив и осторожен, говорили они, и подманить его никак не удавалось.