Энн Пиккеринг улыбнулась, в то время как горничная помогла ей лечь в постель в холодный Рождественский сочельник, укрывая одеялом свою госпожу и по привычке целуя ее в лоб: с самого своего рождения Энн была сокровищем Пэгги. Она нагнулась, чтобы подкинуть поленья в большой камин, и сказала:
— Чему вы улыбаетесь, цыпочка?
— Завтра начнутся двенадцать дней нашего веселья. А когда все это закончится, единственное, что останется нам делать, — это ждать. И однажды, ты знаешь, Пэг, как это бывает, мы услышим, как с весной земля просыпается.
— Услышим это? Ну, мы не можем услышать это.
— Нет, сможем. Это — как шепот, пробуждающий цветы среди холмов и долин. А потом, когда подует ветер, можно ощущать этот запах, от которого бросает в жар. У тебя, Пэг, никогда не было такого чувства, что кровь играет в твоих жилах?
— Да, конечно, когда я была молода. Хорошо, что скоро вы выйдете замуж, потому что только мужчина может вылечить от этого волнения.
— Да, — сказала Энн, — и самый красивый мужчина в Англии принадлежит мне.
— О, он прекрасно успокоит вас, — сказала Пэг, неслышно выходя из комнаты.
Прошло Рождество; закончились игры и маскарады Двенадцати ночей, и пировавшие придворные разошлись по своим спальням. Обычное оживление во дворце в Гринвиче уже стихало утром 7 января 1530 года, когда на пути туда можно было увидеть странную фигуру Захария Говарда, сидящего в каюте своей яхты в отделанном мехом плаще, защищавшем его от метели, обрушивающейся в темные воды Темзы. На голове у него была меховая шляпа, которую он купил на торговом судне Ричарда Вестона, пришедшем из дикой заморской страны. Чтобы согреть ноги, он поверх штанов надел пару темно-красных чулок. Завершая этот причудливый портрет, скажем, что кроме перчаток у него еще была женская меховая муфта. Как светский человек, доктор Захарий был предметом постоянных шуток при дворе. Но он скорее забавлялся этим, зная, что его закрученный, как водоворот, плащ и весь эксцентричный внешний вид способствуют его репутации тайновидца и астролога.
Но для герцога Норфолка, проснувшегося после вчерашней попойки с чувством тяжести и с трудом разлепившего веки, привидение, похожее на гризли, стоявшее на шаг от его кровати и настоятельно твердившее: «Лорд герцог, мой отец, просыпайтесь», — забавным не было.
— Захарий, — воскликнул он раздраженно, — ради Бога, что ты делаешь здесь? Уходи!
И он снова уткнулся в подушку. Но, к его досаде, Захарий сел в кресло у окна, и герцог даже сквозь закрытые веки чувствовал этот сверлящий пристальный взгляд карих глаз.