— Но что будет с ребенком Джейн? Из-за него у нее растет живот. Вы знаете об этом?
— Конечно, я знаю, — яростно огрызнулся герцог. — Поэтому он и хочет жениться на ней. Что касается приданого, земель, мы этого не требуем. Именно я улажу все, я позабочусь о ее статусе и средствах. Это вас устраивает?
Лицо сэра Генри стало обретать скучное выражение.
— Если — я говорю «если» — я дам согласие на этот союз, моя дочь будет для вас Джейн Говард?
— Да. Да. Да. — Явились еще какие-то мысли по поводу этой свадьбы, которые могли смущать, но к черту все это.
— А контракт будет составлен между нами?
— Да, черт вас побери, — сказал Томас. — И я бы хотел, чтобы свадьба была через неделю. Кроме того, вы сделаете моему сыну крупный подарок, чтобы компенсировать страдания и боль, что вы причинили ему. А теперь я собираюсь пообедать. Приготовьте вашу лучшую комнату, сэр Генри, сегодня лорд-президент Англии будет ночевать под вашей крышей.
— Один последний вопрос.
— Да?
— Моя дочь имеет хорошее положение при дворе?
— В свите моей племянницы, леди Анны Рочфорд. Как только я вернусь, у меня будет разрешение, освобождающее ее от этих обязанностей. Пошлите свою другую дочь Маргарет вместо нее. Теперь не говорите больше ничего, или я могу рассердиться.
При этом герцог Норфолк принялся за еду, оставив сэра Генри в состоянии, близком к нервному срыву.
В самом начале марта Энн Пиккеринг впервые услышала то, о чем она всегда думала как о пробуждении весны. Наконец-то миновали непрестанные морозы и снегопады, и у нее появилась возможность оседлать свою любимую лошадь и скакать во весь опор, что было так необходимо им обеим. Это случилось на холме, возвышающемся над деревней Кендал. Повернув лицо навстречу редким солнечным лучам, она вдруг почувствовала в себе потрясающую способность слышать все звуки Земли.
— Слушай, это — весна, — сказала она себе. Управляющий поместьем улыбнулся ей. Такое воображение у нее было еще с младенчества.
— Я ничего не слышу, госпожа, кроме птиц. Они щебечут дружнее.
— Это еще не все. Вот, слышишь, холмы перекликаются друг с другом.
— Это ветер разносит эхо.
— О, Ситон, ты действительно не слышишь, правда?
— Нет, госпожа, возможно, только отдельным людям дано это.
— Ты позабавил меня. — Она знала и чувствовала пробуждение в самой себе; как будто где-то глубоко внутри весенний ручеек, замерзший зимой, вырвался из своего хрустального заточения и разлился потоком, набирая скорость среди диковинных цветов, растущих по его берегам.
— Поехали, нам нужно домой, — сказала она.
— Уже утомились, госпожа?