Я поднял голову — мой друг резался в какую-то компьютерную игру с парнем гораздо младше себя. Играли, похоже, во что-то боевое: склонившись над джойстиком, Генри ожесточенно тыкал пальцами в кнопки. Мальчишка в спортивном костюме и бейсболке, с брильянтовой серьгой в ухе и двумя выбритыми на бровях вертикальными полосками держался куда спокойнее. Героиня Генри — юная китаянка, — описав дугу, хлопнулась на землю; ее противник — зеленое чудище с копной рыжих волос — пролетел разделявшее их расстояние, взгромоздился на поверженного врага и вырвал из груди трепещущее черное сердце. Губы юнца в бейсболке тронула надменная ухмылка. Генри в отчаянии упал головой на игровой автомат. Меня укачало, я устало поднялся и, толкнув тяжелую дверь, вышел на палубу. Внизу гуляли стальные волны, легкий бриз шевелил волосы, над головой с пронзительными криками кружили чайки.
За спиной хлопнула дверь, и Генри положил руку мне на плечо.
— Не силен я в этих играх, хотя когда-то получалось неплохо. Помнишь, во что играли в «Юнионе»? Я всех там громил. Я был непобедим. Должно быть, растерял навыки, реакция уже не та, да и воля к победе ушла. Неприятно, когда молодежь начинает нас обходить. Пойдем выпьем. Что-то я не в духе.
Я высадил Генри на Ливерпуль-стрит и поехал домой по тихим улочкам. В прихожей дохнуло сыростью. Заглянув в спальню, я увидел, что в комнату со двора, где над забитыми стоками собрались большие грязные лужи, просочилась вода. Я постелил на пол старые футболки, включил отопление и, слушая рев проносящихся над домом самолетов, в какой-то момент ощутил прилив старой привычной меланхолии. Уик-энд заканчивался. Я приготовил себе одинокий ужин.
Сосед наверху ожесточенно собачился по телефону с бывшей женой. Уже ложась в постель, я услышал, как он изо всех сил швырнул телефон на пол и заплакал. Я лежал и без толку беспокоился о завтрашней работе, стараясь не смотреть на таблетки, но, промаявшись час или больше, отступил — разломил пилюлю и проглотил половинку, запив водой из стакана, стоявшего в комнате, наверно, с неделю. Во дворе забегали крысы. В конце концов я уснул, скупая по Генри, думая о Веро. Сосед наверху гонял по кругу «The River» Брюса Спрингстина. Каждый повтор сопровождался приливом рыданий, невнятных бормотаний и стонов, в которых, если прислушаться, можно было уловить некую мелодику. Я проснулся весь в поту — батареи за ночь нагнали жару, — под мокрой простыней, в молчаливом, пустынном мире.
Когда я пришел утром в офис, Мэдисон стояла у окна с Лотаром. Другие портфельные менеджеры еще не появились. Я сел, включил компьютер и, дожидаясь, пока он загрузится, читал и перечитывал не сулящие ничего хорошего заголовки в «Файнэншл таймс». Мэдисон начала что-то кричать, и Лотар положил руки ей на плечи и легонько встряхнул. Через какое-то время, когда она успокоилась, они вместе направились к еще темному офису Бхавина.