— Почему мы здесь? — Голос ее звучал устало и хрипловато от алкоголя. — Посмотрите вокруг — на этих людей, живущих решительно в одной тональности — до мажоре, — ни изобретательности, ни остроты. Почему мы постоянно цепляемся за фалды этих тупых миллионеров? Может, дело в тебе, Генри? Потому что у тебя есть деньги. Ты чувствуешь себя своим в их компании. Или в тебе, Чарли? Ты был таким смышленым, таким ярким и презрительным ко всему этому. Мне всегда казалось, что для тебя это было не более чем шуткой. Чем-то вроде культурного туризма. Чем-то, чему ты никогда бы не посвятил всю жизнь. Они же все несчастны. Никто из них нас не любит. Из-за этого я потеряла к вам обоим всякое уважение. Я чувствую себя такой опустошенной.
Она отвернулась, потом вздохнула, поднялась и наклонилась ко мне. Шеи коснулось ее горячее, влажное дыхание.
— Прости, Чарли. Я весь день думаю сегодня, что мне, наверно, следовало бы учиться дальше, получить докторскую или работать где-то в Африке от какой-нибудь благотворительной организации. Что мое место где угодно, но только не здесь. Я думаю о папе. О том, как он распорядился своей жизнью и как стыдился бы того, что делаю сейчас я. Я пытаюсь винить вас обоих, но на самом деле виновата одна во всем. Мне хочется пальто от Марка Джейкобса, сумку «Баленсиага» и кошелек «Малберри». Я хочу этого больше, чем помогать людям, больше, чем сидеть всю ночь только лишь для того, чтобы победить «Нестле» в сложной юридической битве. Папа был бы в ужасе.
Я обнял ее за плечи и заговорил так тихо, что Генри пришлось наклониться.
— Что тебе ответить, Веро? Не знаю. Я тоже запутался и не понимаю, как мы оказались в этой компании. Я часто думаю о тех чудесных людях, таких, как Лора и Мехди, которых мы оставляли ради пустого времяпрепровождения с другими, недостойными их. Мне жаль, если ты не там, где хочешь быть. Жаль, что здесь все так паршиво и безрадостно. Жаль, что у меня в планах нет пьесы для Фестиваля, что я не пишу обзоры для какого-нибудь театрального веб-сайта с претензией на оригинальность. Жаль. Но мы все сделали такой выбор. Банально, но это правда. Мы принимали решения, допускали просчеты, ошибались в приоритетах и в конце концов взяли курс на деньги.
Я обнимал ее, гладил по волосам, водил пальцами по блесткам на платье, смотрел, как движется в вырезе ожерелье… Она повела плечами.
— Нам двадцать три. Мы еще так молоды. Но время уходит. Я хочу жить веселее. Хочу наслаждаться молодостью. А, пошли вы все… — Она улыбнулась. — Извините, что заговорила об этом. Просто я какая-то дерганая в последнее время. Скучаю по родителям, по нашему дому в Нормандии. Мне не хватает привычных с детства картин: как мама кормит гусей в саду, как папа вечером въезжает на своей коляске через ворота — во рту сигарета, на коленях портфель. Не хватает этого проклятого пастиса и хороших круассанов. Я жалкая пародия на француженку.