— Братишка, милый, сможешь ли когда-нибудь простить меня за мой проступок, когда мы… когда я чуть не…
— Сирена, не нужно никаких извинений, — позволил себе вставить словечко Калеб, в чьих карих глазах светились теперь понимание и любовь. — Все это в прошлом. Для меня сейчас важно лишь то, что ты меня любишь, теперь я знаю это наверняка.
Он обнял ее и крепко прижал к себе, согревая своей любовью и чувствуя, как некий жесткий негнущийся стержень внутри нее наконец-то поддался и немного ослаб, едва Сирена приняла его объятия.
— Сирена, — прошептал юноша, — я знаю, как ужасно и тяжело у тебя на душе, какой потерянной ты должна себя чувствовать. Я знаю, что тебе кажется, будто в твоем сердце не осталось уже ни люби, ни нежности, ни просто теплоты, которые можно было бы отдать ближнему. Так что пока ты просто прими мою любовь. Да, всего лишь прими ее и сохрани в душе, как это естественно для брата с сестрой. Я ничего не требую от тебя, ибо какой же брат не способен просто так любить свою сестру?!
Сирена едва не задохнулась от переполнявших ее чувств. Боже, как хорошо, как тонко понимал ее Калеб! Как он добр!
— Калеб, сейчас я горжусь тобой больше, чем когда-либо! Ты стал мужчиной во всех смыслах. Право же, твоя предупредительность больше той, которой я заслуживаю.
— Замолчи, Сирена! Ты прекрасно знаешь, что заслуживаешь очень и очень многого, гораздо большего, чем я когда-либо смогу тебе дать. Я стал тем, кто я есть, только благодаря тебе. Я жизнью тебе обязан, и мне ничего не нужно, кроме того, чтобы ты и впредь называла меня братом.
Сирена была побеждена.
— Калеб, ты и есть мой брат, мой младший брат, в полном смысле этого слова.
Она горячо обняла юношу, слезы обожгли ей глаза.
— Да благословит тебя Бог, братишка! Мы еще встретимся!
Сирена отпустила Калеба, и тот легонько коснулся губами ее влажной от слез щеки, слишком взволнованный, чтобы произнести хоть слово. Раньше, до развода, Сирена почти никогда не плакала, и теперь ее бесполезные, но от этого ничуть не менее горькие рыдания надрывали Калебу сердце…
* * *
Вернувшись на палубу, юноша присоединился к Яну, стоявшему у планшира, и какое-то время они вместе смотрели на темные, крутящиеся воронками воды Атлантики, которые резала форштевнем «Рана». Потом Калеб сказал негромко:
— Ян, послушай, я должен с тобой поговорить. Когда мы завтра прибудем в порт, я планирую запастись провизией и отправиться в Англию — на «Ране», но со своей собственной командой. Сирена дала мне разрешение взять вас всех с собой, и, конечно, ничто не могло обрадовать меня больше, чем это разрешение. Однако я сказал ей, что матросы пожелают остаться под ее началом. Вы все ей очень нужны. И только я не могу оставаться подле нее, — печально добавил Калеб. — Каждый раз, когда она смотрит на меня, ей вспоминается мой отец. Я не в силах мучить ее и дальше. Она собирается начать новую жизнь и нуждается в вашей поддержке.