— Ну что, я все так же напоминаю вам Гретхен?
Фрау Хольц мгновенно отвела взгляд, не желая, чтобы Сирена приставала к ней с расспросами. Старушка хотела всего лишь сказать, что хотя госпожа, в отличие от Гретхен Линденрайх, несомненно, настоящая леди, но в глазах у нее все же есть нечто такое, что напоминает о бывшей любовнице Ригана, — голодное выражение, что ли…
— Как может возница видеть, куда нас везти, если кругом такой мрак? — раздраженно осведомилась домоправительница. — Попомните мое слово, госпожа, кончится тем, что мы найдем свою смерть на этих улицах, — простонала она, поправляя седые волосы, когда колеса экипажа дико загромыхали в разбитых колеях. — Вот, значит, на что похож Лондон! Все такое мокрое, такое холодное! У меня уже начинают ныть кости.
У Сирены тоже было неважное настроение, и на жалобы экономки она отвечала весьма прохладно:
— Насколько я помню, жара и яркий солнечный свет в Кадисе вам также пришлись не по вкусу. Может, мне следует отослать вас обратно на Яву? Если вы настаиваете, я велю кучеру остановиться, и вы отправитесь на корабль пешком.
Фрау Хольц поглядела в закопченное окно экипажа и тотчас пересмотрела свое решение.
— Нет, не надо, — проворчала фрау Хольц. — Госпожа не должна прогуливаться одна по этому отвратительному городу.
Было около шести вечера, когда экипаж свернул на Темз-стрит, тянувшуюся параллельно одноименной реке. Лондон был стар, потрепан, полон неясных злобных намеков, но при этом обладал своеобразной упадочной красотой. По узким немощеным улицам текли сточные воды, желоба для которых были иногда устроены не вдоль цоколей, а прямо посередине тротуара. Дома тяжко клонились друг к другу, почти срастаясь верхними этажами, что создавало постоянный недостаток воздуха и света. Темз-стрит через равные промежутки была размечена обшарпанными, в порезах и шрамах, столбами, служившими для того, чтобы отделять уличное движение от пешеходных дорожек.
Серое небо было исколото шпилями церквей, и мелодичный звон колоколов смешивался с уличным гамом и грохотом. Центром городской жизни являлись бесчисленные гостиницы и пивные, отмеченные ярко раскрашенными, качающимися на ветру вывесками с нарисованными на них круглоглазыми совами, голубыми быками, чеканными изображениями золотых львов в разнообразных видах — со щитом, например, или с мечом.
Из труб валил густой черный дым. Курились смрадные мыловарни. Однако невосприимчивые к зловонию нищие, уличные певцы, калеки жарко спорили из-за медяков, небрежно бросаемых им тщательно завитыми дамами и джентльменами в шелковых чулках. Миловидные ливрейные лакеи несли на плечах портшезы и паланкины, в чьих складчатых драпировках можно было рассмотреть на миг выглянувшие лица особ высшего общества. Часто по Лондону быстрее было передвигаться пешком, хотя это и грозило тысячью опасностей. Движение то и дело останавливалось то из-за перевернувшейся телеги, то из-за религиозной процессии, направляющейся к одной из церквей, которые торчали, казалось, на каждом углу этого мрачного города.