— Я хочу увидеть эту девочку, Ханна. Дай подумать… Когда стемнеет, ты можешь привести ее сюда. Я дам тебе мазь для ее ран.
— Сюда, мамзель? — Голос Ханны задрожал от страха.
— Да, когда все заснут. Я выйду на галерею. Около полуночи.
— Мамзель, я не могу вывести ее из хижины. Даже у ночи есть глаза.
Симона встала. Она увидела отражение своего обнаженного тела в высоком зеркале напротив, и ее обожгло воспоминание об объятиях Ариста. Пронзившее ее желание было похоже на боль. Она знала, что должна делать, и знала, что это лишит ее любви, счастья, возможно даже самой жизни.
Ханна взяла большое полотенце, завернула в него Симону и стала вытирать ее волосы. Снова как будто Арист нежно вытирал пропитанные дождем пряди, бросал ей свой халат. «Снимите мокрую одежду, пока я разожгу огонь».
Симона с трудом отогнала память о его соблазняющем голосе.
— Я должна поговорить с этой девочкой.
— Мамзель, она испугается вас.
Симона вышла из ванны.
— Помоги мне одеться. Простое белое платье, я думаю. Такое жгучее солнце, а я должна идти в конюшню. Я хочу, чтобы ты пошла со мной, Ханна. И возьми графин с вином.
Симона удивилась, что ее голос звучит так спокойно, хотя внутри она вся дрожит. Если она сделает этот шаг, ничего уже нельзя будет изменить.
В конюшне Симона деловито говорила с грумами, моющими кобыл прохладной водой. Время от времени она отпивала вино из бокала, поданного Ханной. Через некоторое время, раскрасневшись, она сказала:
— Ханна, у тебя есть в хижине чистая вода?
— Да, мамзель, я сейчас принесу.
— Нет, я пойду с тобой. Я хочу посмотреть, насколько жарко в твоей хижине летом.
— Жарче, чем в конюшне, мамзель. Вам лучше остаться здесь.
— Нет. Возьми вино, — не уступила Симона и обратилась к вытаращившим глаза грумам: — Продолжайте работу. — И она вышла из конюшни во влажную утреннюю жару.
Ханна неохотно последовала за ней, затем заспешила вперед открыть ей дверь хижины. Внутри было сумеречно и сильно пахло древесным дымом и тушеным мясом, кипящим в черном железном котелке, усугубляя удушающую жару. Маленький мальчик подкладывал в огонь прутики.
— Иди в конюшню и помоги грумам мыть лошадей, — приказала Симона, и его лицо облегченно просияло. Он весело выбежал из хижины.
Симона посмотрела вверх на узкую длинную полку:
— Сними ее, Ханна.
Горничная закрыла на засов дверь и тихо позвала:
— Спускайся, Долл.
Никто не появился.
— Долл? Ты должна спуститься.
Над краем полки показался полный ужаса глаз, обведенный багровым кровоподтеком. Ханна подошла, и беглянка скатилась с полки в ее поднятые руки. Ханна поставила девочку на ноги, но поддерживала несколько минут, пока Симона в ужасе смотрела на нее.