— Может быть, я тоже ревную, — прошептала она.
— Потому что ты меня любишь, — уверенно сказал Арист.
Что их разногласия по сравнению с восторгом его объятий? Как она могла жить без него? Почти потеряв его в мутной реке, она поняла, что не сможет отпустить его.
— Я думала, что умру, если ты утонешь. О, как я люблю тебя, — прошептала она.
Арист целовал ее снова и снова, лаская грудь, пока она не смогла думать ни о чем, кроме того, как она хочет его и как любит.
Как странно может повернуться жизнь! Как изменилась ее собственная жизнь: от приятного времяпровождения с лошадьми, бессмысленного флирта на бесконечных балах до этого мучительного желания, способного превратить ее в мегеру, если она немедленно не соединится со своим любимым.
— Пожалуйста… мои пуговицы… — сказала она и повернулась к нему спиной.
Он дрожащими пальцами расстегнул ряд крошечных пуговиц, бегущий от ее шеи до талии, снял тугой лиф, пышную юбку, затем упали обручи ее кринолина. Он опустил сорочку, обнажив ее плечи, целуя их.
Вскоре он уже срывал свою одежду и она погрузилась в радостный долгожданный мир любви…
Много часов спустя они лежали, обнявшись, в ее кровати и разговаривали.
— Если начнется война, Юг обречен, — мрачно сказал Арист. — Война разрушит все. Мы будем нужны нашим рабам, понимают они это или нет. Наши соседи и наши друзья — все! — понесут невероятные потери. Будет столько тяжелой работы. Но мы будем вместе.
Она гладила его грудь, слышала сильное биение его сердца, почти как свое собственное.
— Да, любимый. Я хочу быть рядом с родителями, и с Алексом, и с Тони, и с их чудесными детьми.
— И с нашими, — прошептал он, и все ее существо радостно отозвалось на его слова.
Она хотела, чтобы об Оюме — ее двоюродном дедушке! — заботились до конца жизни. И хотела помочь Ханне уйти на Север, если так пожелает ее муж.
А Роб? Ее охватило смятение. Муж Тони! И кому будет предана Тони, если начнется война? Тони любит Роба…
Сколько грусти в мыслях о будущем, о том, что им придется, возможно, стать свидетелями разрушения их экзотического общества, образа жизни, который, как верила Симона, прогнил до самого основания.
— Нас будут ненавидеть такие плантаторы, как Роб, живущие в своем придуманном мирке, убежденные, что рабство разумно и благотворительно…
— Мы встретим эту ненависть — и опасности войны — вместе, — сказал Арист и поцеловал ее снова.
Две недели спустя Симона и Арист явились к мировому судье, который, после короткой церемонии с капитаном Эдмондсом, свидетелем со стороны Ариста, и почтенной женой судьи, свидетельницей Симоны, объявил их мужем и женой. Арист поцеловал ее, и они отправились с капитаном Эдмондсом на верфь, где стоял на стапелях новый пароход.