— Так вы приехали посмотреть моих лошадей? Почему, месье?
Он тоже встал и подошел к ней:
— Мне нужен один из ваших арабских жеребцов.
— Вы хотите купить производителя для своих кобыл?
У него перехватило дыхание.
— Нет, — наконец сказал он, глядя на нее сверху вниз. — Я хочу вас.
Он хотел ее, но в его желании что-то изменилось, и эта перемена пугала его и приводила в замешательство. Он никогда не переживал ничего похожего на то ослепительное мгновение в конюшне и был сейчас необъяснимо неуверен в себе.
Дрожь его низкого голоса казалась Симоне очень чувственной. Он стоял так близко от нее, что их тела почти касались. Ей казалось, что она вся горит, но руки ее заледенели.
Симона облизала внезапно пересохшие губы. Арист взял ее лицо в ладони, нежно лаская бархатистую кожу большими пальцами. Ее сердце бешено забилось. И хотя она понимала, что сейчас может случиться, не могла отвести взгляд от его искрящихся глаз. Симона видела властность и честолюбие в сильной линии его подбородка, но изгиб рта был нежным.
Они шли к этому моменту с той волшебной близости вальса на сумеречной галерее в Бельфлере, и она не попыталась уклониться, но предупредила:
— Я не буду ничьей собственностью, месье Бруно!
— Нет?
Руки, обнимавшие ее, были властными, и его поцелуй — уверенным. Когда он прижал ее к себе и рука его оказалась на ее груди, будто огонь хлынул по ее венам, она невольно подалась вперед.
— Ваши губы противоречат вам, — прошептал он. — Они говорят: «Возьми меня».
Прежде чем она обрела дар речи, Арист поцеловал ее снова. На этот раз его язык проник в ее рот, и ее мгновенная ответная реакция была шокирующей. Она задохнулась и отпрянула от него.
Господи! Она флиртует с катастрофой! Этот огромный властный мужчина угрожает самой основе ее независимости. Он не нужен ей, с его официальной любовницей и несчастными рабами! Ее тело действительно предает ее. Симона поднесла руки к дрожащему рту.
Он отвел их и не отпустил.
— Я знал, что под этой устрашающей независимостью скрывается страстная женщина, — сказал он, его глаза сияли.
Он поднес ее пальцы к своим губам. Сладкий огонь пронесся от них по всему ее телу, и она снова почувствовала пугающие искры в самой глубине своего существа.
Как будто он тоже почувствовал это и ласково сказал:
— Вы хотите меня, дорогая Симона. Признайте это.
Она выдернула руки и холодно сказала:
— Вы льстите себе, месье Бруно, — но трепет ее голоса противоречил нарочитой холодности.
— Вы не юная девочка, мадемуазель Симона, — сказал он прямо, но совсем не грубо. — Я знаю, сколько сезонов вы выезжаете в свет, и наслышан о блестящих предложениях, которые вы отвергли. Говорят, что у вас нет любовника. А вы можете столько дать мужчине! Вы растрачиваете свою страсть на лошадей, не так ли?