Харчевня в Шпессарте (Гауф) - страница 54

Во дворе дома стояли три красивых коня; Саид сел на самого красивого, его слуги — на двух других, и он весело поскакал на площадь, где должны были проходить состязания. Пышность его одежды и великолепие его оружия привлекли к нему взоры всех, и шепот удивления пронесся по толпе, когда он въехал за круг зрителей. Здесь собрались самые блестящие, самые смелые и благородные юноши Багдада, — даже братья калифа гарцевали тут на своих конях, потрясая копьями. Когда появился никому не знакомый Саид, сын великого визиря с несколькими приятелями поехал ему навстречу, почтительно поклонился и пригласил его принять участие в играх, спросив также о его имени и откуда он родом. Саид назвал себя Альмансором из Каира, сказал, что путешествует и что так много слышал о храбрости и ловкости благородных багдадских юношей, что поспешил повидать их и познакомиться с ними поближе. Молодым людям понравились обходительность и непринужденность Саида-Альмансора; они велели подать ему копье и предложили выбрать себе сторонников, так как все общество разделилось на две партии, чтобы поодиночке и группами сразиться друг с другом.

Но если раньше наружность Саида привлекала внимание всех, то теперь еще больше удивлялись его необычайной ловкости и проворству. Конь под ним носился, как птица, а меч его еще быстрее рассекал воздух. Он бросал копье с такой легкостью, так далеко и так метко, точно это была стрела, пущенная с тетивы лука. Он победил самых смелых из противоположной партии и, в конце игр, был так единодушно провозглашен победителем, что один из братьев калифа и сын великого визиря, сражавшиеся на одной с ним стороне, попросили его сразиться и с ними. Али, брат калифа, был побежден им, но сын великого визиря сражался, не уступая ему в храбрости, и после долгой борьбы они сочли за лучшее отложить окончание боя до следующего раза.

На другой день после игр во всем Багдаде только и говорили, что о богатом и смелом прекрасном чужестранце; все, кто его видел, даже побежденные им, были в восхищении от его благородного обращения, и даже в лавке Калум-Бека он своими собственными ушами слыхал, как о нем говорили и сожалели, что никто не знает, где он живет. В следующий раз он нашел в доме феи наряд еще прекраснее и оружие, еще великолепнее украшенное. На этот раз собралась половина Багдада, и даже сам калиф с балкона любовался этим зрелищем; он тоже удивился чужестранцу Альмансору и, чтобы выразить ему свое восхищение, повесил ему на шею по окончании состязания большую золотую медаль на золотой цепи. Эта вторая, еще более блестящая, победа не могла не возбудить зависти в багдадских юношах. «Какой-то чужестранец, — говорили они между собой, — приезжает к нам в Багдад и похищает у нас славу, почести и победу. А потом в других местах будет хвастаться, что среди цвета багдадской молодежи не нашлось ни одного, кто бы хоть отдаленно мог сравниться с ним».