Наполненный до половины стакан водки блеснул в свете фонаря — булькнула опрокинутая в жаждущий рот жидкость — и снова занял свое место на столе.
— Все знали, что ему "баклажан" нужен до зарезу, сына от гемофилии вылечить. — Глухарь плеснул в стакан водки. — Только пойди, отыщи его в Зоне. Все мы тогда в Зону ходили с тайным умыслом помочь Параноику — мало он добра сделал? Так что твой Красавчик? Нашел "баклажан", да торговцу в "Сталкере" и толкнул. Тому, естественно, до наших бед как до звезды… Жучара, он Жучара и есть. Вот и достойная пара твоему… Так и не дождался Антошка помощи. А… — Глухарь не удержался и при попытке махнуть рукой, едва не свалился со стула. — Много чего вспомнится, если покопаться… А что меня спас от зомби, так выхода другого у него не было. Когда на мертвяков находит, уж лучше два ствола, чем один. Хрен тебе. Я отдал ему долг, — слова с трудом вырывались из осипшего горла. — Отдал. Мы квиты.
Глухарь замолчал.
Ника потянулась за сигаретой. С неудовольствием заметила, как дрогнула рука. Бесполезно объяснять себе, что она не догадывалась об истинном положении вещей. Но одно дело подозревать, другое — знать наверняка. Ей удалось прикурить с третьей попытки. Первая же затяжка вернула ей способность думать.
В баре ничего не изменилось с тех пор, когда она была здесь в последний раз. Последний и единственный. Возможно, никто так и не увидел бы ее не только в "Приюте". Вполне возможно, в городе вообще. Если, конечно, считать квартиру, в которой она просидела безвылазно почти год, чем-то самостоятельным и обособленным.
Туда, в однокомнатную квартиру, с мебелью, протертой до дыр, с драценой, постепенно переродившейся в грозу растительного мира, привез Нику, вернее, то, что она на тот момент собой представляла, Красавчик. Кем она была? Пугливым существом, вздрагивающим от каждого шороха, с трудом переставляющим ноги. Каждый шаг в прямом смысле давался болью и кровью — все, что позволял плохо заживающий шов, стянувший кожу в промежности. С кровавыми волдырями на прокушенных губах и такой тоской в глазах, окруженных черными тенями, что отводил взгляд даже Красавчик, повидавший в Зоне немало.
— Живи, — сказал он. — Будет тебе пристанище.
И жила. В четырех стенах, с редкими вылазками в ближайший ларек и к Ляльке — неожиданно появившейся подруге. Все остальное, в чем она нуждалась, нуждается или будет нуждаться, приносил Красавчик. Он часто пропадал в Зоне — неделю, а то и больше. Первые два-три дня после возвращения пил беспробудно. Потом они долго говорили, иногда сутками напролет. И за все это время, пока заживали раны — телесные быстрее, душевные медленнее — Красавчик ни разу не увидел в ней женщины. И Ника была ему за это благодарна.