Действительно, Соня выглядела обворожительно — на голове шиньон, вуаль, прикрывавшая ее бледное лицо, превосходно сидящее белое платье, зрительно увеличивавшее ее рост, руки, затянутые в длинные перчатки. Никто не догадывался о том, какие страшные мысли приходили ей в голову в это время. Ведь утренний разговор с суженым, резко оборванный ее матерью, остался неоконченным, и она продолжала мучиться вопросом: придет ли жених на свадьбу или нет? Однако вскоре прибежал лакей Толстого и объяснил, из‑за чего жених опаздывает. Оказалось, что второпях слуга Алексей забыл приготовить хозяину чистую рубашку, уложил только одну фрачную пару. Рубашка, которую утром надел граф, была уже непригодна. Лакей обежал уже почти всю Москву, но не смог найти новой рубашки, потому что было воскресенье и все магазины оказались закрыты. Только один из них, к счастью, работал. В нем и была куплена свадебная сорочка.
Наконец все — жених с невестой и их гости — оказались в церкви. Торжественная церемония привлекла не только приглашенных, но и постороннюю публику. Хор певчих при виде молодых запел «Гряди, голубица», и это звучание, так же как и молитвы, создавало неповторимую атмосферу высокой торжественности, о которой потом не раз вспоминала Соня и которую впоследствии увековечит на страницах романа «Анна Каренина» ее муж. Соня с отсутствующим взглядом смотрела на все происходящее, не вслушиваясь в последние наставления близких, что она непременно первой должна встать на ковер, как и где должна остановиться у аналоя, как должна подать жениху правую руку и т. д. Она уже не слышала жужжание толпы, шуршание платьев, не разбирала слов присутствующих о том, что она не стоит его пальца, и о том, хорошо ли держит себя или выглядит смешной. Теперь она слышала только одну тишину, нарушавшуюся падением капель воска. Старичок — священник в высоком головном уборе, расширяющемся кверху цилиндром фиолетового цвета, камилавке, тяжелой ризе зажег две свечи, повернувшись к молодым, «новоневестным», устало и грустно глядя на них, благословил ее с осторожной нежностью, подал ей свечу. Она чувствовала всем своим существом взгляд жениха, хотя не глядела в его сторону. От всего этого ей стало радостно и страшно. В этот миг исчезло все: суета, тревоги, сомнения. Она слышала только одни торжественные звуки: «Бла — го — сло — ви вла — дыко!» Она словно дышала ими.
Потом священник, снова повернувшись к венчаемым, надел на палец Сони большое кольцо со словами: «Обручается раб Божий Лев рабе Божией Софии». Пол перед аналоем был застлан розовой шелковой тканью, на которую должны были стать новобрачные. Кто‑то заметил, что жених наступил раньше, а кто‑то, что они стали одновременно. Невесте стало светло и весело после надевания на голову венца, от прикосновения к чаше с красным вином, разбавленным водой и от того, как они ходили вокруг аналоя, и от того, как все радовались им. После снятия венца Соня вся сияла от счастья и не могла поверить в то, что все это происходило с ней и что это правда.