— Дальше?
— Дозаправка на аэродроме Воронежского военного училища. Знаете такое?
— Предположим.
— На дозаправку пятнадцать минут. Там мы выпустим половину оставшихся заложников. Вторую половину отпустим, как-только окажемся в точке назначения. Если вы сделаете все, что от вас требуется, и не станете совершать глупостей, заложники будут живы и здоровы.
— Почему я должен вам верить?
— А почему я должен верить вам? Может быть, вы блефуете? Что, если Президент и иже с ним до сих пор слыхом не слыхивали о телемосте? Откуда мне знать, может быть, вы обманываете нас, рассчитывая захватить башню прежде, чем наступит время телемоста?
Генерал внимательно посмотрел в темные глаза капитана. Но тот не отвел взгляд. Стоял спокойно, даже безразлично. Похоже, ему было плевать на возможность штурма.
— Я говорю только то, что уполномочен сказать, — наконец промолвил Ледянский. — Не больше.
— Вы можете дать мне слово офицера, что разговаривали с Президентом и он дал согласие на телемост? — спросил требовательно капитан, и впервые в его глазах промелькнул странный проблеск. — Если вы говорите правду, поклянитесь честью офицера, и я отпущу пятерых заложников. Даю слово. Любых, которых вы назовете.
Ледянский на секунду потерялся. Возможно, его нельзя было упрекнуть в абсолютной честности, но сейчас вдруг, неожиданно для него самого, возникло понимание, что врать нельзя. Соврав, нарушив СЛОВО ОФИЦЕРА, он навсегда потеряет уважение к самому себе. Но кто бы в такой ситуации не соврал? Пятеро заложников — это пять спасенных людей. Допустим, он сейчас скажет правду, что, если террорист взбесится и перестреляет полсотни детей? Или расстреляют его дочь? Убьют Наташку? Как тогда?
— Ну же? — требовательно сказал капитан. — Правду.
— Даю слово, — ответил Ледянский. И что-то в нем оборвалось. — Даю слово офицера, что мы разговаривали с Президентом и он дал согласие на телемост.
Капитан несколько секунд смотрел на него. Губы в прорези маски кривила улыбка, но глаза были абсолютно серьезны.
— Пятерых заложников, — потребовал Ледянский. — Вы обещали.
— Конечно. Называйте.
— Любых?
— Я, как и вы, дал слово и не собираюсь его нарушать.
Генерал подумал о том, что лучше бы на эти переговоры пошел кто-нибудь другой.
— Вы отпустите детей и женщин в обмен на десять миллионов долларов?
— Этот вопрос уже оговаривался.
— Я уточняю.
— Только детей.
— Тогда выпустите пятерых женщин.
— Вы хотите, чтобы я освободил кого-то конкретно?
Ледянский снова осекся. Он должен был сказать: отпустите экскурсоводов. Их там всего три. Наташка так или иначе оказалась бы в их числе. Генерал подумал еще секунду и наконец закончил холодно: