— Иди к себе! — вдруг рявкнул Илья Викторович.
Тишина, затем шарканье подошв и все тот же металлический щелчок.
— Покоя от нее нет, — глядя в стол, пояснил хозяин. — Ну так и что?
— Видите ли, Илья Викторович, мы располагаем сведениями, что ваш старший сын, Дмитрий, был сегодня захвачен террористической группой в качестве заложника. Вместе с ним еще двадцать человек, в числе которых один из заместителей министра обороны.
— Митька? — недоверчиво посмотрел тот.
— Да. А еще мы предполагаем, что в составе группы террористов ваш младший сын — Петр.
Илья Викторович вскинулся.
— Петька? Стервец! Все не угомонится никак. Вон что удумал, паскудыш!
— Вы знаете людей, с которыми Петр поддерживал отношения в последнее время?
— Откуда ж мне знать? С Генкой вон поддерживал.
— С Олейниковым?
— С ним. Пока того не забрали. А уж с кем потом — и не скажу. Но ошивался где-то с утра до ночи, стервец. Говорил матери: глаз да глаз за ним нужен, так нет. Отощал, оголодал. Одеться мальчику, обуться. Позаботиться. Дозаботилась, — добавил он громко, явно рассчитывая на невидимого слушателя.
На пороге кухни, словно призрак, вдруг возникла та самая «серая мышка». Она подкралась абсолютно беззвучно, и при ее появлении Беклемешев вздрогнул.
— Все врешь! — заполошно каркнула женщина. Голос у нее оказался неприятно резким, с нервными рваными интонациями. — Все врешь! Петрушенька! Мой Петенька!
Она неожиданно шагнула вперед и, прямо через голову Беклемешева, хлестнула мужа сухой, покрытой пигментными пятнами рукой по лицу.
— Все ты врешь! — Женщина наклонилась к майору и вцепилась ему в запястье сухими горячими пальцами. — Спасите моего Петеньку. Спасите моего Петеньку, — зашептала она, заглядывая Беклемешеву в глаза. — Спасите.
Тот интуитивно отшатнулся. Во взгляде женщины он не увидел ни капли разума. Только вихревое безумие.
Илья Викторович, опомнившись от первого натиска, вскочил, схватил жену и повел, почти потащил в комнату. Беклемешев слышал, как он уговаривает жену, успокаивает, бормочет что-то тихо, а та рыдает отчаянно, с подвывом, со стоном утробным, но тоже едва слышно.
Засвистел закипевший чайник. Майор выключил его, закурил.
Илья Викторович вошел в кухню, тяжело сел, расстегнул пуговицы на рубашке. Посмотрел на гостя, словно был в чем-то виноват.
— Вот такие дела, — пробормотал он и добавил шепотом: — Все?
— В каком смысле?
— Они погибнут?
— Не знаю, — ответил Беклемешев.
— Погибнут, — Илья Викторович сник, потускнел. Казалось, из него вытащили стальной стержень, который удерживал, помогал не согнуться. — Петька так и сказал, когда уходил. Я слышал.