— Это невозможно, Константин Иванович, — резко прервал Вологодский, — они никогда не пойдут на это. Это же полное банкротство той политики, которую они объявили единственно верной.
«Еще как пошли, когда крестьянские восстания заполыхали», — подумал Арчегов, но сказал совсем иное:
— Либо отобрать хлеб на юге и у сибиряков.
— Вот это будет скорее! Значит, война неизбежна?
— Да, и кончится для нас она очень скверно. У большевиков трехмиллионная армия против нашего объединенного с «южанами» полумиллиона. у Москвы все запасы боеприпасов и снаряжения, что остались на складах от царской армии. Этого им хватит, чтобы нас победить. Я имею в виду не только Сибирь, но и анклавы «белой» власти на юге и в Заполярье. Хотя потери будут просто огромны…
— Тогда наше общее положение почти безнадежное, — сказал Вологодский и неожиданно добавил, задорно тряхнув головой, будто ощутив себя молодым: — Остается уповать только на поляков!
— Почему? — Арчегов искренне удивился.
— Да потому, что война с ними порядком обескровит кремлевских тиранов, лишит их всех накопленных при царе запасов. И чем они тогда с нами воевать станут?!
Лукаво улыбнувшись, Вологодский меленько засмеялся, прикрывая рот платочком. Глаза щурились, как бы говоря: «Эх, Константин Иванович, не надо нас, стариков, недооценивать!»
«Да уж, старый конь борозды не портит! Потому-то Петр Васильевич и премьер-министр, что варианты различные давно просчитывает. А я, как дурачок, его в том убеждаю, что он сам давно понял. Иначе наш «Дед» в Москву бы просто не поехал!»
Арчегов поднял руки, как бы капитулируя перед этими доводами Вологодского, и искренне, от всей души, улыбнулся тому в ответ, не скрывая своего восхищения.
— Нам с вами остается только детально проработать тактику «злого и доброго» переговорщиков, чтобы убедить наших заклятых друзей-большевиков разыграть именно эту карту!
Москва
— Отчаянная разруха нас просто давит за горло, Лев Давыдович. Смертельно давит, удушает!
Голос Ленина чуть дрожал от сдерживаемого возбуждения. Вождь революции пробежался по кабинету от стола до задернутых оконных штор, потирая руки от волнения.
«Сдал наш Ильич, крепко сдал за последнее время», — с нескрываемым удовлетворением подумал Троцкий, устраиваясь поудобнее в жестком кресле, и бросил короткий, почти незаметный взгляд на Дзержинского, что сидел от него чуть поодаль.
С председателем всемогущей ВЧК отношения у него не складывались, и это еще мягко сказано. «Янек», потомок гонористых шляхтичей, хорошо подсел на кокаин, как знал Лев Давыдович, отчего его и без того скверный характер стал хуже некуда. И глаза постоянно блестят, а ноздри трепещут как крылья птицы.