— Хорошо, детка, — кивнул мне дядя Моня. — Прямо сейчас и приступлю. Приезжай завтра часиков в двенадцать, получишь свое колечко.
— А оплата? — обрадовалась я.
— Да что оплата! Заплатишь мне тысячу за материалы и в расчете! — махнул он рукой.
— Я вас люблю! — искренне сказала я.
— Мать-то как ? — немного смутившись, спросил дядя Моня.
— Да не знаю, меня ж два месяца не было тут. Но мне сказали что не болеет.
Тут в комнату вплыла тетка Циля, кутаясь в халат.
— Моня! Що за гости у нас в такое время? — требовательно спросила она, прищурив глаза от яркого света.
— Здравствуйте, тетя Циля, — поздоровалась я. — У меня тут срочный заказ возник. Я уже ухожу.
— Що, даже чаю не попьешь? — удивилась она.
— Чай я пила, сейчас бы еще поспать до утра немного, — пробормотала я, и попрощавшись поехала домой. Там я добралась до спальни, забралась в кроватку и крепко уснула.
Утром меня разбудил настойчивый притворный кашель.
— Кхе-кхе! — папенька сидел на моей кровати и умильно смотрел на меня. — С добрым утром тебя.
— Ну что тебе? — недовольно сказала я, все еще злая на него после вчерашнего. Тело нещадно ломило, сухость во рту была неимоверная, хотя что тут удивительного? Утро добрым не бывает. И я протянув руку, взяла баночку с отваром с тумбочки и хлебнула прямо из нее.
— Доченька, — смиренно ответил тот. — Денежек бы на хлеб.
— Сколько? — спросонья неправильно отреагировала я.
— Эээ… полтинничек, а лучше соточку, — скромно потупил глазки отец.
— Чего? — тут же проснулась я и гневно завопила. — Да булка хлеба десятку стоит! Опохмелиться надо?
— Нет-нет, что ты! — лицо папика было лицом кота, несправедливо обвиненного в краже сметаны. Горечь от людской несправедливости, смирение матери Терезы и терпеливость Христа, несущего крест на Голгофу — все было на нем.
— Я хотел тебе завтрак приготовить, — с достоинством сказал он. — А дома нет хлеба.
Если бы я не знала папика, я бы устыдилась, ей богу. Однако он был неоригинален и стеснялся прямо просить на водку. Он всегда вместо этого просил на хлеб. При этом забывая, что денег я все равно не дам. А обеспечу его продуктами.
— Спасибо, папа, за заботу. Извини, что на тебя несправедливо накричала, — сказала я, зевнула и заказала по телефону завтрак. Разгладившееся было лицо папы тут же скуксилось, словно у ребенка, лишенного обещанной прогулки в зоопарк.
После чего велела папеньке принять ванну, а сама принялась за зарядку. И только по истечении получаса я поняла, что я уже сутки не пью энергетики и обезболивающее. И что я уже давно должна валяться бессильным полутрупом, корчась от неимоверной боли. Однако я вместо этого с удовольствием прокачиваю пресс и с оптимизмом планирую день.