— С точки зрения жителя Лондона, возможно, и нет, — сказала Грейс, — но в Черхилле я подвергнусь критике за то, что пошла на знакомство с вами самостоятельно, не получив рекомендаций местных светских львов.
Ощутив давление на своих пальцах, она вдруг осознала, что Станден взял ее за руку.
Пожатие было приятным, но, подумала Грейс, все это зря: они жили в разных, противоположных мирах, и она не собиралась полагаться на мужчину, чтобы спасти себя от последствий своих собственных действий.
Она с сожалением высвободила руку из-под его ладони и твердо сказала:
— Я уже доставила вам достаточно неприятностей. Завтра кучер привезет меня в Лондон, и я скажу своей сестре, что меня ужалила пчела, когда я ставила цветы в вазу.
Станден снова развеселился.
— Вот уж глупее не придумаешь, — сказал он, хихикая. — Она вам ни за что не поверит. Поставить букет в вазу — это пустяковое дело.
Грейс отвела взгляд, чтобы скрыть необоримое чувство восхищения, вызванное его улыбкой.
— Пустяковое дело для Эмити и для любой другой законченной леди из тех, кого я знаю, — ответила она, — но я — другого поля ягода.
— Вы это серьезно? — усомнился Станден, наклоняя голову то влево, то вправо, как бы рассматривая девушку под разными углами. — Внешне вы совершенно обыкновенная.
— А вот и нет, — не согласилась Грейс, — я не умею петь и музицировать; кроме того, не умею ни вышивать, ни рисовать.
— Выходит, вы единственная женщина без достоинств, — забавляясь, заключил Станден и очаровательно улыбнулся. Ни разу еще ему не попадалась леди, которая не гордилась бы своими достижениями. Чем дольше он находился рядом с ней, тем большей симпатией проникался к мисс Дэвис. — Конечно же, вы преувеличиваете.
— Конечно, — без колебаний ответствовала Грейс. — Я рассказываю сказки. И склонность к преувеличениям — мое единственное достоинство.
Такое безыскусное заявление заставило его улыбнуться еще шире.
Как бы ей хотелось доверить этому джентльмену свою тайну, но ведь наверняка, узнай он, каким образом дает она выход своей творческой энергии, он будет думать о ней как о графоманке, или, хуже того, предательнице.
— Понятно, что это для вас смешно, милорд, — покорно согласилась Грейс. — Это ведь совсем не женский талант.
— Напротив, — возразил Станден, все еще ухмыляясь, — во всем, что бы вы ни делали, столько женственности, что и этот ваш талант нельзя воспринимать как неженственный.
Ошарашенная его комплиментом, Грейс не могла взять в толк, издевается он над ней или же заигрывает. Остановившись на последнем предположении, она поджала губы и резко поднялась с места.