Я дышу.
Вода щекочет мне легкие, но моя острая потребность дышать при этом удовлетворена. И я понимаю, что обнаружила свое второе Наследие: способность дышать под водой. Я узнала о нем только потому, что оказалась на пороге смерти.
Я пока не хочу, чтобы меня нашли девушки, которые стали нырять и искать меня. Поэтому я погружаюсь дальше, все вокруг медленно чернеет, и мои ноги наконец уходят в холодный ил. Когда мои глаза приспосабливаются к темноте, я могу видеть сквозь мутную коричневую воду. Проходит десять минут. Потом двадцать. Девушки в конце концов уплывают с пристани. Я так думаю, что прозвонил колокол к обеду. Когда я точно убедилась, что девушек больше нет, я медленно бреду по дну в направлении берега, и мои ноги на каждом шагу вязнут в иле. Через какое-то время ледяная вода становится теплее и светлее, илистая грязь уступает место камням, а потом песку, и вот уже моя голова появляется над водой. Я слышу, как девушки, в том числе Ла Горда и Бонита, с облегчением кричат и прыгают ко мне в воду. На берегу я осматриваю себя и вижу кровоточащую рану на плече. Вытекающая кровь образует у меня на руке извилины, формой похожие на букву S.
Сестры заставили меня просидеть остаток дня за столиком под деревом, но я не возражала. У меня появилось еще одно Наследие.
Элла видит в зеркале, как я смотрю на текущую у нее по руке пасту. Она смущается. А когда пытается чистить зубы, как я, у нее изо рта выбивается еще больше вспененной пасты.
— Ты прямо как фабрика по изготовлению пузырей, — говорю я с улыбкой и беру полотенце, чтобы ее вытереть.
Мы уходим из туалета, когда другие только подходят, одеваемся быстро в спальне и уходим, когда другие только возвращаются из туалета. Держимся впереди, как я и люблю. Мы забираем в столовой обед и выходим в холодное утро. По дороге в школу я ем яблоко. Элла тоже. Сегодня я выхожу с запасом минут в десять, и это позволит мне заглянуть в Интернет и узнать, нет ли чего нового о Джоне Смите. При мысли о нем я улыбаюсь.
— Почему ты улыбаешься? Тебе нравится в школе? — спрашивает Элла. Я смотрю на нее. В ее маленькой руке наполовину съеденное яблоко кажется таким большим.
— Думаю, потому, что сегодня хорошее утро, — говорю я. — И я в хорошей компании.
Пока мы идем, уличные торговцы расставляют свои палатки. Снег не растаял и громоздится сугробами по обеим сторонам Кале Принсипаль, но сама улица расчищена. Справа впереди открывается дверь дома Гектора Рикардо, и в инвалидной коляске появляется его мать. Коляску толкает Гектор. Его мать давно страдает от болезни Паркинсона. Последние пять лет она прикована к инвалидной коляске, а последние три года не может говорить. Он ставит коляску в полосу солнечного света и блокирует колеса. Ей на солнце приятнее, а сам Гектор садится в тени, уронив голову на грудь.