! — И вдруг принимаюсь царапать свою тощую грудь. — Вот так!
Он стремительно отдергивает мою руку, — красные капли размазываются по коже, — и свирепо рычит:
— И чтоб я никогда больше этого не видел! Слышишь?! Никогда! Господи, Натали!
Оказывается, это так страшно — видеть, как мужчина приходит в такое бешенство, что даже не замечает, насколько комично выглядит со своим раскачивающимся членом. Но еще страшнее — когда понимаешь, что твоя собственная ярость так глубоко зарыта у тебя внутри, что единственный способ высвободить ее — это разодрать себя.
— О боже, — потрясенно шепчу я. — Что я наделала?
И тут из меня действительно начинают литься слезы.
Энди обрабатывает мои раны жидким антисептиком. Все это время я не перестаю громко рыдать.
— Я думала, быть худой — это хорошо! И я, я начала вызывать у себя рво-о-оту, — реву я. Да уж, не самый замечательный момент в нашей романтической истории.
— Что ж, — резко обрывает меня Энди, — придется прекратить. В этом нет необходимости!
Похоже, он сам в ужасе от своей бестолковости.
— Будто я сама не знаю! — невнятно бормочу я сквозь слезы. — Думаю, мне сейчас лучше пойти в ванную, если ты, конечно, не против.
Вымытая и одетая, чувствую себя немного лучше. Иду на цыпочках в кухню. Энди нашел, во что одеться, и теперь сидит за столом, читает газету и жует бутерброд с сыром. Заметив меня, он тактично улыбается.
— Как ты? — спрашивает он, поспешно вытирая губы и роняя бутерброд на стол так, будто хлеб весь в зеленой плесени.
Слабо улыбаюсь:
— Неплохо для психопатки. — Делаю паузу. — Ты ешь, не стесняйся. И не бойся — я не упаду в обморок. Я даже вроде как сама проголодалась.
— Неудивительно! — говорит Энди с благодарностью в голосе. — После таких-то упражнений!
Мы смеемся. Мы с ним сейчас больше похожи на пару одержимых маньяков, невольно попавших в переполненное, кишащее микробами метро в часы пик, чем на двух людей, только что славно потрахавшихся, — и не один, а целых два раза.
— Если я сделаю тебе бутерброд, ты его съешь? — спрашивает Энди, вытирая руки о джинсы.
— Ой! Н-ну да. Одна бровь Энди изумленно ползет вверх. — Смотря, с чем бутерброд, — добавляю я поспешно. Бровь чуть сползает вниз. — Без масла, — еще чуть вниз, — тонюсенький ломтик сыра и помидор, — вниз, — а хлеб обязательно серый, — бровь уже на обычном месте.
Я сижу за столом, наблюдая, как он сооружает бутерброд по спецпсихзаказу. Говорю себе: это прогресс. В конце концов, первый шаг к лечению арахнофобии — это показать арахнофобу фотографию хорошенького, миленького дитеныша-паучка, а ласкать здоровых, мохнатых тарантулов — это уже потом, гораздо позже. Возможно, Энди надо было сначала нарисовать мне маленькую булочку.