— Что такое, Натали? Тебе мало моего мужа? Тебе еще и брата моего подавай? Мне наплевать, что там было между вами. Покончи с этим! Я хочу, чтобы он съехал от тебя. Мне насрать, что ты ему скажешь. А что до работы в кулинарии — можешь об этом и не мечтать! Ты позвонишь моей маме и скажешь, что передумала.
— Н-но…
Для меня сейчас было бы легче разделить ванну с пираньями, чем пререкаться с Бабс, и оправдания застревают в горле. Отваживаюсь взглянуть на нее из-под опущенных ресниц. На ней голубой спортивный костюм, надетый поверх черного свитера с высоким воротом: она сейчас напоминает полицейского, работающего под прикрытием. Не хватает только — слава тебе господи! — пистолета. Глубоко вздыхаю. Я не понимаю Бабс и не понимаю Энди. Ведь он же прекрасно знал, что Саймон собирается во всем сознаться в эти выходные. Надо имеет в высшей степени низкий IQ, чтобы не сообразить, зачем Бабс барабанит в дверь поздним воскресным вечером. Это же очевидно, как чирей на подбородке: либо она выбила из этого придурка Саймона всю правду об «этой шлюхе», либо Франни все ей выболтала. Почему же Энди не вступился за меня? Уж кто-кто, а он молчаливостью не отличается.
— Сделай, как я сказала, — приказыает Бабс. С этими словами она поднимается из-за стола и топает к двери.
Я суетливо семеню следом. В полном отчаянии кричу:
— Я только хотела отругать его за то, как он обращается с тобой! Он сам стал ко мне клеиться… — И чуть было не добавляю: «Но тот поцелуй, — он не был сексуальным; это были злость, обида и девять пинт».
Но Бабс останавливает меня второй сверхзвуковой пощечиной, треск которой эхом отдается в квартире, будто ружейный выстрел.
— Хватит, — сердито огрызается она, покуда я пытаюсь решить, падать мне в обморок от боли или нет. — Прощай, Натали. Желаю тебе получить все, чего ты заслуживаешь.
В полубессознательном состоянии я ковыляю обратно на кухню. Одна дверь открывается, зато другая тут же захлопывается прямо перед моим носом. Интересно, можно ли считать пожелание: «получить все, чего ты заслуживаешь» проклятием? Вряд ли это было сказано в повелительном наклонении. Что же мне теперь делать? Трижды обежать вокруг церкви или это лишь удвоит силу проклятия? На самом-то деле мне сейчас хочется броситься к банке с печеньем, — вот только проблема в том, что я расправилась с ее содержимым за 0,02 секунды во время вчерашнего ночного «разгула». Можно, конечно, сгонять на заправку. Бросаю взгляд на ключи от машины. «Нет. Нет. Нет. Ты не сделаешь этого, Натали. Просто почувствуй себя плохо, почувствуй свою негодность и не пытайся превратить ее во что-то другое, потому что будет еще хуже». Крепко вцепляюсь в сиденье стула, слезы катятся по лицу. Так долго терпеть, чтобы вон как разволноваться: и все из-за того, что опять пришла второй. Неужели оно всегда такое — это чувство победы?