Кстати, хороший вопрос. А действительно, что я приготовлю? У меня на все про все — полтора часа. Невидящим взглядом шарю по сторонам в поисках вдохновения — и тут замечаю, что у Энди на ногах. Не верю своим глазам! Ведь он же из Лондона!
— Что? — спрашивает он, заметив, как я поражена.
Я молчу. Пытаться устроить любовную жизнь других людей — все равно что работать воспитательницей в детском саду без надбавки за оплачиваемый отпуск в миллиард недель. Неужто взрослые вообще ничего не могут для себя сделать сами? Неужто мне еще и сталкивать их губами?
— Энди… Если что-то и мешает мне сказать «да», то это прежде всего твои мерзкие тапки. Прости, конечно, но даже мой дедушка не стал бы носить такое. Они даже хуже, чем этот твой кошмарный халат в клетку. Я их ненавижу. Господи, это же ужас! Загнутые кверху носки, пластиковые подошвы, эта ворсистость! Жалко, что Падди не помочился на них. Прошу тебя, пожалуйста, очень тебя прошу, обещай мне, что ты не наденешь их к ужину. Я серьезно, — тут я буквально захлебываюсь, — тебе только трубки не хватает!
Вся сжимаюсь в ожидании: сама не знаю — чего? Слёз? (Кто знает, а вдруг ему страшно дороги эти тапочки, не говоря уже о халате?) Но чего я точно не ожидала, так это того, что меня вдруг обнимут и поцелуют. О боже, что это за поцелуй! Сильный и мягкий, яростный и нежный, глубокий, проникновенный, сексуальный, от которого все тело начинает трепетать, который согревает каждую косточку, поцелуй, в который хочется вцепиться и никогда не отпускать, поцелуй, которым я могла бы прожить всю жизнь. Никаких слов, но как много может сказать всего один долгий, восхитительный, бесконечно тянущийся…
— Я знаю, что приготовить на ужин, — вскрикиваю я, отрываясь от его губ с неприлично-звучным чмоком. — Макароны с сыром!
Энди стоит передо мной: веки полуопущены, рот все еще слегка приоткрыт, губы припухли, а под штанами явственно проступает большой бугор. Замечаю, что тапок на нем уже нет. Оглядываюсь по сторонам, — ну, конечно, вон они, на полу, отброшены в глубину комнаты. Мне требуется вся моя сила воли, — вся, до по следней капельки, — чтобы снова не броситься к Энди в объятья. Облизываю губы, — его вкус еще чувствуется, — и сглатываю:
— Это было нечестно.
Энди хватает себя за волосы.
— Так, срочно в душ. Прости заранее, если использую всю холодную воду.
Жду, пока за ним закроется дверь ванной, а затем несусь на кухню и брызгаю водой себе на лицо. Впиваясь ногтями в ладони, сжимаю кулаки, чтобы не разреветься. Я хочу его. Мой. Не хочу, чтобы он достался Алекс. И мне плевать, какая она хорошая и сколько она для меня сделала. Ты опоздала, Алекс, поезд ушел без тебя. Проглотив слезы, открываю шкаф. Макарон нет, а времени — всего час. Мой пульс выходит из-под контроля. Есть какие-нибудь предложения? Готовые блюда от «Маркс энд Спенсер» для нечестных поваров, пытающихся обмануть своих приятелей? Но магазин уже закрыт. Забегаловки, торгующие на вынос? Нет, это противно моей религии: если б мама не была жива, она точно перевернулась бы в гробу. Мама!