— А заодно мелкой шантажистки — чтобы я почувствовала себя обязанной сопровождать маму.
— То есть?
— Чтобы не дать ей возможности спустить свою хендонскую натуру на бедных паддингтонских геев.
— Как ты можешь говорить такое?
— В общем, дело серьезное. И мне надо как следует подумать.
Бабс возвращается к изучению своей тарелки, но без особого успеха, поскольку улыбка ее такая широкая, что буквально достает до ушей.
Когда Бабс наконец уходит, на часах 16:30, и уходит она лишь потому, что позвонил Саймон: спросить, не хочет ли она посмотреть кино вечером.
— Вот видишь. Он в самом деле старается, — говорю я.
Бабс улыбается:
— Вероятно, он имел в виду пятый канал.
После ее ухода я принимаюсь за посуду и целую вечность вожусь с каждой чашкой. Я считаю, что мытье посуды в малых дозах обладает терапевтическим действием. Мы с Бабс обсудили, пожалуй, все на свете, кроме Энди: тема, на которую, как я полагаю, наложено табу — отныне и навсегда. Если не считать комментария в самом начале, Бабс так ни разу и не упомянула о нем. Я — тоже. Былые страхи вновь начинают колотиться в груди. Так или иначе, рано или поздно, но он все равно мог исчезнуть из моей жизни. Даже если мужчинам с тобой интересно, они ведь ужасные лентяи. И не желают прикладывать усилий, чтобы поддерживать отношения. Австралия. Почему бы и нет? Чем не приключение? Ведь у меня ни разу в жизни не было приключений. Мне всегда нужно точно знать, что я собираюсь сделать прежде, чем делать это. Я люблю режим и порядок: с ними я чувствую себя гораздо спокойнее. Хотя что такое спокойствие? Когда-то я считала, что спокойствие — это когда выходишь замуж. Получается, я ошибалась, — как и моя мама.
Моя мама.
Конечно, всем будет только легче, если я поеду с ними и буду сглаживать углы. Но если я и поеду, то вовсе не потому, что Бабс считает, что мне нужно ехать. И не ради мамы. Если я поеду, то только ради самой себя. Я поеду не для того, чтобы убежать как можно дальше от Энди. Я отказываюсь быть «беженкой от любви» — у меня, кстати, даже нет подходящей одежды. Энди никак не повлияет на мое решение. Он свой выбор сделал, и с ним покончено. Я все равно не захотела бы жить с человеком, который носит тапочки.
Сердце глухо шлепает в груди, словно старый пластмассовый мяч по бетону. Энди тут совершенно ни при чем. Австралия. Почему бы и нет? Готова поспорить, Робин простит меня и поддержит эту идею как полезную для духовного роста или чего-нибудь в этом роде. А заодно удастся избежать встреч с Алекс и не показаться при этом недружелюбной. Знаю, это признак слабости. Но, возможно, мне и в самом деле стоит месяца три поболтаться по стране Оз с рюкзаком: эдакая человекообразная черепаха. Короче, я прихожу к мысли, что меня ничто не останавливает, — и тут вдруг понимаю, что это не так.