— Даже хуже, — улыбается Робби. — С приятелями я не общался, от работы отказывался, и все это лишь ради того, чтобы ходить в спортзал. Псих ненормальный.
— Зато, — говорю я, — наверняка чувствовал себя здоровым.
Робби жмет плечами.
— Как раз наоборот: большую часть времени я болел. Постоянно подхватывал грипп, доводил себя до изнеможения, но остановиться уже не мог. Если б я не тренировался, то все время чесался бы.
— Чесался? — взвизгиваю я, изо всех сил стараясь удерживать голос на одном уровне. Чрезмерное любопытство сродни искушению. Нужно изображать безразличие — иначе можно отпугнуть жертву. Подпускаю во взгляд бесстрастности.
— Да, — говорит Робби. — Как будто все тело сморщивается. В конце концов, я пошел к врачу, и тот посоветовал притормозить, иначе, мол, наживу себе неприятности. Легко сказать! А для меня это было все равно что пытаться соскочить с героина!
— О! — открываю я рот от удивления, сбрасывая овечью шкуру и превращаясь в хищницу. — А как ты думаешь: почему ты был таким? В смысле, почему ты был таким… таким зависимым?
Видно, что Робби стесняется (а что я вам говорила?), но, в конце концов, он бормочет, что в школе над ним постоянно издевались из-за его маленького роста.
— Комплекс Наполеона, — добавляет он, слегка пожимая плечами.
— Понятно, — говорю я, ничего толком не понимая.
— Маленький рост, — объясняет Робби. — Маленький рост для мужчины — это проклятие на всю жизнь. Чего я только ни делал! Носил ковбойские сапоги. Ругался по-черному. Оставалось либо накачать бицепсы, либо купить «феррари», — вот только «Нэт Вест»[29] никак не давал мне ссуду.
— Вот ведь сволочи, — говорю я.
Робби улыбается.
— Так что пришлось выбирать бицепсы. Накачал себе настоящие арбузы. Но стал выглядеть еще ниже. Ниже и шире.
Внутренне краснею и нагло лгу:
— Ты не… э-э, низкий.
— Пять футов три дюйма, — улыбается он. — И лысею.
Я просто старалась быть вежливой. Он не подыграл. В конце концов, говорю:
— Будешь с этим бороться, — станешь еще менее привлекательным.
— С чем? — спрашивает Робби. — С низким ростом?
Хихикаю.
— С выпадением волос, — пищу я. — А ты сбрей их «под ноль». Тогда все будут думать, что тебе наплевать.
— Даже если при этом внутренне обливаешься слезами, — говорит Робби бесстрастно, приглаживая свою лысеющую макушку.
Лысеющая макушка. Какой кошмар! А тут еще я назвала его, можно сказать, уродом прямо в лицо. Изо всех сил придумываю, как загладить вину.
— Другое дело — женщина, — выпаливаю я. — Тут нужно держаться за волосы любой ценой. В смысле, за волосы на голове. — Слова выдавливаются из меня как гель, и я чувствую себя маленьким щенком, с трудом ковыляющим на своих шатких лапках. — Если только ты не решила стать изгоем, волосы нужно сбривать везде, кроме головы.