— Привет наверху, — широко улыбнулся Николсон и протянул руку. — Братцы, как же мы рады вас видеть!
— И вполовину не так, как мы рады видеть вас, — с белозубой улыбкой ответил тот, сделав неуловимый жест, по которому три моряка перестали быть любопытными наблюдателями и стали напряженно-внимательными охранниками, внезапно доставшими автоматы. Автоматы застыли в их руках, а в правой руке отвечавшего появился пистолет. — Однако опасаюсь, что ваша радость будет более кратковременной, чем наша. Пожалуйста, стойте спокойно и не двигайтесь.
Николсон почувствовал себя так, словно получил удар под ложечку. В каком-то странном оцепенении он увидел, как его рука, лежащая на борту катера, налилась тяжестью, резко напряглась так, что обозначились все сухожилия на тыльной стороне кисти. Несмотря на выпитую в огромном количестве воду, во рту у него пересохло, будто в сушильной печи. Однако он нашел в себе силы спокойно спросить:
— Что это за дурная шутка?
— Согласен, — слегка поклонился его собеседник, и Николсон вдруг увидел очевидный признак — туго натянутую кожу в уголках слегка раскосых глаз. — Для вас это вовсе не смешно. Посмотрите.
Он махнул свободной рукой, и Николсон взглянул, куда тот указывал. Звездно-полосатый флаг исчез, и на флагштоке поднимался вверх флаг Страны восходящего солнца.
— Коварная уловка, правда? — продолжал человек, упиваясь собой. — То же касается катера. И к тому же я и мои люди достаточно похожи на англосаксов. Хотя нас и подбирали по этим признакам, могу вас заверить, что мы этим не особенно гордимся. Все это, впрочем, неважно. — Его английский язык был безупречен, с подчеркнуто американским акцентом, и ему явно доставляло удовольствие демонстрировать свое произношение.
Внезапно он умолк, оскалил зубы и навел пистолет на бригадного генерала, который с удивительной для человека его возраста быстротой вскочил и замахнулся пустой бутылкой из-под виски. Пальцы японского офицера непроизвольно крепче сжали оружие и медленно расслабились, когда он увидел, что удар бутылкой предназначался не ему, а ван Оффену, который инстинктивно полуобернулся, почувствовав опасность, и слишком поздно поднял руку, защищаясь. Тяжелая бутылка ударила его по голове возле уха, и он рухнул, будто подстреленный.
Японский офицер уставился на Фарнхолма:
— Еще одно такое движение, и ты, старик, умрешь. Ты что, с ума сошел?
— Я — нет, но этот человек сошел с ума, и мы все могли бы погибнуть. Он тянулся к пистолету. — Фарнхолм сердито смотрел на упавшего. — Я проплыл слишком много, чтобы умереть в подобной обстановке под дулами наведенных на меня автоматов.