Вика разозлила меня. Не потому, что хотела убить: на эту попытку она имела право. Право, данное ее любовью к Белке.
И все-таки —сука! Я вспомнил, как она пришла ко мне той ночью, как смеялась, когда я сказал ей, что у меня есть женщина, которую люблю. Делала вид, что не понимает, о чем речь. Ложь, сплошная ложь. Мы, огрызки человечества, словно договорились лгать, скрывать свои истинные чувства. Я вспомнил себя, Русские Джунгли, каких усилий мне стоило признаться Марине в том, что я —человек. Ведь быть человеком —это слабость, а слабому не удержать Теплую Птицу. Вот только живет ли Теплая Птица в грудных клетках «сильных»?
Вика любила Белку. Я люблю Марину.
Серебристая Рыбка.
— Андрей!
Кто-то зовет, и я просыпаюсь.
Тишина.
— Андрей!
Марина, ты?
Она входит, садится на кровать. Волосы распущены, лицо осунулось, но в глазах —радость.
— Андрюша.
Мягкая рука треплет мой чуб. Я ловлю ее, прижимаюсь щекой.
— Марина, ты пришла.
Она улыбается.
— Да, Андрюша. Но не одна.
— Не одна?
Марина кладет мою руку себе на живот.
— Он —там.
Я смотрю на нее, ничего не понимая.
Марина смеется.
— Это чудо, Андрей. Он —там, наш малыш. Я точно знаю. Он там, — единственный ребенок в Русских Джунглях.
Ребенок… Я видел детей во сне, никогда —наяву. Ребенок… Он такой маленький, такой беспомощный. Ему нужна защита, нужна любовь. Он мой. Мой и Марины. И —Русских Джунглей.
— Андрей…
Марина обнимает меня, проводит прохладной ладонью по щеке. Исчезает.
Тишина.
На площадке перед административным зданием толпятся стрелки. Разговоры, смешки, ругань. На эшафоте —черный крест. На одной стороне креста —тело женщины. Ветер треплет обрывки одежды.
Христо стоит на высокой шаткой скамейке, на шее —петля; слабые ноги заметно дрожат. Он смотрит прямо на меня. Неуютно… Стыдно…
— Кончайте уже с ним! — орет кто-то.
Христо негромко —я уверен, что кроме меня, его никто не слышит:
— Будущее не зависит от тебя.
Скамейка опрокидывается, Христо устремляется к земле, но веревка останавливает его, подкидывает немного вверх. Он подергивается под улюлюканье толпы. Замирает.
Темнота. Тишина.
— Ахмат!
Открываю глаза, вижу склоненного надо мной отца Никодима.
— Пора. Лорд-мэр ждет.
До административного комплекса мы дошли молча. Отец Никодим теребил бороду. Автоматчики посторонились, пропуская нас в длинный коридор, пахнущий пылью и крысиным пометом. Подошвы глухо стучали по доскам.
Коридор закончился широкой лестницей. Отец Никодим стал подниматься по ней, я —следом, догадавшись, что мы из одноэтажной пристройки перешли в пятиэтажную башню.