— Докладывай, что у тебя с делами? Сколько думаешь направить в суд? Как со сроками?
— Нормально вроде…
Он заглянул в контрольный график. Выход у нее был маленький, а по двум делам сроки истекали.
— Что же тут нормального? Дела волокитишь, приостанавливаешь, в суд не направляешь! По Китайцеву уже срок подошел, по Волобуеву пять дней осталось. А еще двадцать восемь дел лежат без движения! Это нормально, по-твоему?!
— Китайцева я закончила, сегодня составлю обвинительное, подошью, и завтра уйдет… — начала оправдываться подчиненная. — И по Волобуеву осталось только экспертизу получить и допросить двух свидетелей, за пять дней все успею…
— Последнего момента ждать не надо! Хочешь оправдательный приговор получить? Почему ты никогда ничего не успеваешь?
— Вы ведь знаете, то дежурства, то…
— Пьянки-гулянки. Да?
Она молчала.
— Вот с Сытниковым ты все успеваешь. И даже сделать ему минет успеваешь, а вот делать работу, за которую получаешь деньги, не успеваешь. Так получается?
— Я после того случая с ним больше не имею никаких дел.
— А что так?
— Да пошел он…
— Ладно, не о нем речь! Вот смотри — из прокуратуры представление на тебя пришло!
Шабанов осторожно, за уголок, поднял листок бумаги, будто он был пропитан контактным ядом.
— Низкое качество следствия, волокита… Зам прокурора требует принятия мер.
— Ой, вот я попала! — Ефанова опустила голову и принялась носком туфли чертить на полу какой-то иероглиф.
Выглядело это как-то неестественно. Шабанов понял, что сейчас она не живет, а играет роль испуганной и покорной сотрудницы, которая полностью отдается на волю начальника.
— Что мне с тобой делать? Что мне отвечать прокурору, как ты думаешь?
— Я не знаю…
— То ты не знаешь, это ты не умеешь. А я сижу здесь с утра до ночи, вас прикрываю, нервы на взводе… Минеты ты хоть хорошо делаешь, а?
Невидимый иероглиф стал замысловатей. Ефанова бросила на начальника быстрый взгляд исподлобья.
— Это все умеют…
— Ну, и хорошо. Тогда пойди, запри дверь. Мне тоже иногда нужно расслабиться…
Она щелкнула замком, подошла и привычно опустилась на корточки. Шабанов вжикнул «молнией», она ловко нырнула прохладной ладошкой внутрь и привычно извлекла то, что требуется. Рот у нее был влажный и жадный.
— Давай, давай… Вот так… Хорошо…
Ефанова сначала чуть стеснялась, а потом вошла во вкус, и стало ясно, что она мастер этого дела.
Шабанов растекся в своем кресле. Он смотрел, как двигается ее голова, поглаживал туго стянутые волосы и чувствовал себя наверху блаженства. Все кончилось быстро: он заурчал и исторг порцию белка, которая была тут же проглочена. Еще несколько успокаивающих движений — и они разъединились. Тыльной стороной ладони она вытерла губы и, как ни в чем не бывало, поднялась и вернулась на прежнее место перед столом начальника. Потом, вспомнив, быстро отперла дверь.