Понятия не имею, сколько времени прошло, пока я подстроился к Камню Правосудия — более высокой октаве Лабиринта. Дворкин считал, что Лабиринту нужно уничтожить меня, как только рыцарское странствие придет к концу и ближайший Сломанный Лабиринт будет починен, не только потому, что я вывел его из себя. Но помогать Дворкин отказался, полагая, что узнай я подлинную причину, это могло бы повлиять на выбор, который весьма вероятно, придется делать в будущем, а он должен быть сделан свободно. Мне все это показалось полной тарабарщиной — только вот все, что он говорил на другие темы, оказалось поразительно разумным, полной противоположностью тому Дворкину, которого я знал по легендам и слухам.
Мой рассудок то нырял в глубины кровавого омута, что был внутри камня, то парил над ним. Вокруг меня двигались и уже пройденные отрезки Лабиринта, и те, которые еще предстояло пройти. Они вспыхивали, как молнии. Меня не покидало ощущение, что мой рассудок вот-вот разобьется вдребезги обо что-нибудь вроде невидимой Вуали. Скорость все росла, уже нельзя было ни остановиться, ни свернуть. Я знал, что пока не пройду эту штуку, возможности убраться отсюда не будет.
Дворкин считал, что, когда я вернулся проверить, кого видел у входа в Лабиринт, и повздорил с ним, то Камень, который был со мной, защитил меня от него. Но носить Камень слишком долго нельзя — ведь рано или поздно это оказывается губительным. Дворкин решил, что мне следует настроиться на Камень, подобно отцу и Рэндому, а уж потом расстаться с ним. После этого я унесу в себе образ более высокого порядка, который защитит меня от Лабиринта не хуже, чем сам Камень. Едва ли можно было спорить с человеком, который, по слухам, создал с помощью Камня Лабиринт. И я согласился с ним. Потому-то, чтобы отдохнуть, пришлось заставить Призрак вернуть меня в хрустальную пещеру, мою святая святых.
Сейчас, сейчас… я плыл. Вращался. Время от времени останавливался. Подобия Вуалей, находившиеся в Камне, оказались не менее грозными, ведь я оставлял свое тело по другую их сторону. После каждого такого эпизода я так выматывался, словно побил олимпийский рекорд в беге на милю. Хотя на одном уровне было ясно, что я стою, держа Камень, в котором совершаю свой путь посвящения, на другом чувствовалось, как тяжело стучит сердце, а на третьем на ум приходили куски давным-давно прослушанного курса антропологии, тогда к нам приезжала читать лекции Джоан Галифакс. Вокруг все колыхалось, как «Гейзер Пик Мерлот» 1985 года разлива в кубке. На кого же это я в тот вечер смотрел через стол? Неважно. Дальше, вниз, по кругу… Ярко расцвеченный кровью поток вырвался на свободу. Мой дух получил известие. Я не знал, как пишется стоявшее первым слово…