– Вот и замечательно, – ответил он, продолжая улыбаться. – Брр, ну и холод! Может быть, лучше войдем внутрь?
Она едва справлялась со своими дрожащими, непослушными ногами, когда он неожиданно взял ее под руку и проводил до двери учебного корпуса. В ту минуту, когда тяжелая дверь закрылась за ними, Шелли подумала, что она едва не упала в обморок только оттого, что он дотронулся до нее. Она никогда и ни за что не расскажет о том, что произошло, никому из своих подруг! Это была слишком драгоценная для нее тайна, чтобы кому-нибудь ее доверить.
Тихие и спокойные часы, проведенные в его классной комнате, незаметно стали для нее тем стержнем, вокруг которого вращалась теперь вся ее жизнь, превратившаяся в сплошное и мучительное ожидание. Она страдала и тосковала в те дни, когда не надо было идти к нему, а в те дни, когда она должна была помогать ему в работе, она с отчаянным нетерпением ждала последнего звонка, возвещавшего о конце занятий. Но как только бралась за ручку его двери, стремительность и решимость тут же покидали ее, и она едва могла вздохнуть от волнения и робко стучала в дверь. Иногда его не было, и тогда она находила на столе кипу бумаг с подробными инструкциями. Она занималась сортировкой работ своих одноклассников с таким старанием и прилежностью, с какой ничего и никогда еще не делала в своей жизни. И все это время она ждала, когда он придет. Если он позже присоединялся к ней, то всегда приносил бутылочку газированной воды. Ради этого момента, когда он появится и одарит ее теплотой своей улыбки, она готова была ждать его целую жизнь.
Как-то они сидели в комнате, каждый за своим столом, и она отмечала разобранные бумаги красным карандашом, который он ей вручил. Через какое-то время он поднялся из-за своего стола, где читал неразборчивые сочинения ее сверстников, и стянул через голову свой пушистый свитер.
– Мне кажется, здесь слишком жарко. Школа совсем не принимает участия в кампании по сохранению энергии.
В то время она даже не удивилась этой его патриотической сознательности, до такой степени она была им ослеплена. Он сцепил пальцы в замок и, вывернув руки, поднял их высоко над готовой, потянулся всем телом, выгибая спину. Шелли как завороженная наблюдала за игрой его великолепных мускулов, рельефно проступивших под мягкой тканью тонкой рубашки. Затем он глубоко вдохнул и легко, свободно выдохнул, опуская руки. Он расправил плечи, сбрасывая с них напряжение, и широко улыбнулся, как улыбаются люди, умеющие радоваться жизни.
Шелли выронила карандаш из задрожавших и ставших внезапно непослушными пальцев. Девушку охватил удушающий жар, тело горело, и ей стало трудно дышать. Но она прекрасно понимала, что это произошло вовсе не от натопленной классной комнаты.