Лех Шустрик остановился напротив ничем не примечательной двери с цифрой "6".
— А к тебе он чего так льнет то?
— Так жизнь ему я спас как-то. Ночные хозяева пришли к нему оброк требовать. Мол, не заплатишь, спалим твою холопу к упаурыкам. А тут я как раз мясом да пивом наслаждался. Ночных я из трактира выкинул, да потом кому надо шепнул, чтобы старика не трогали. Вот он теперь и уважаем меня, сверх меры, — объяснил Одинцову Шустрик.
— А Кольчер это твой сценический псевдоним? — усмехнулся Серега.
— Оперативная легенда. Ладно, хватит о праздном. Мы пришли.
Лех Шустрик тихо постучался в дверь с цифрой "6" и, не дожидаясь ответа, открыл ее и шагнул внутрь.
Первое что бросилось в глаза Сереге это спартанская обстановка. Узкая солдатская кровать, застеленная шерстяным одеялом в дырках, платяной шкаф, дубовый стол и колченогий табурет — от и все убранство. На столе стояла початая бутылка вина и краюха свежего черного хлеба, чуть в стороне лежала раскрытая книга корешком вверх. Серега очень этому удивился. Шустрик говорил, что Карусель слепой, тогда кто же ему читает. Неужели кто-то заглядывает в эту берлогу, чтобы посидеть со стариком. Хозяин комнатушки сидел над глиняной кружкой и никак не отреагировал на приход гостей. Высокий сутулый мужчина средних лет, грязные всклокоченные волосы с проседью, хищный крючковатый нос чуть свернутый на сторону, тонкие искривленные вниз губы и провалы пустых глазниц — ярко-красные, словно две адовы бездны.
— Привет, Карусель. Как жизнь? Совсем забыл старых друзей? — спросил с порога Лех Шустрик.
Карусель поднял голову на голос, осклабился, так что стали видны ровные белые зубы, словно только что побывавшие на приеме у стоматолога, и хрипло прокашлялся.
— И тебе не хворать. Кто если и забыл старых друзей, так это ты. Давно я тебя не видел в своем логове.
— Я все в разъездах. Дела. Дела. Как сам знаешь голодного волка ноги кормят.
Лех Шустрик осмотрелся по сторонам в поисках, куда бы примостить свой зад, но единственная табуретка была занята слепцом.
— Что-то с мебелью у тебя скудно, — заметил он.
— Так не ходит ко мне никто, вот и не держу. Мармуд все лишнее унес, мол мне много не надо. Даже кружку вина не могу предложить тебе и твоему другу. Потому что он и кружки лишние унес. Оставил вот одну. А то бывало я как наберусь лишки, начну посуду бить. Было дело, да.
Карусель поднялся с табурета и похромал в сторону шкафа.
В это время дверь открылась и на пороге показался трактирщик с подносом, на котором стоял горячий пузатый чайник и три кружки. За ним в комнату вошел паренек лет тринадцати, волочащий два стула, которые тут же поставил к столу.