Девица приносит комбез. Один из. Прикинул на себя, нормально. Хорошая, однако, девушка. Рукодельница.
О чём - цитируя песенку, спрашиваю - дева плачешь, о чём слёзы льёшь? Тут она и вовсе рыданиями зашлась. Убежала. Комбез, впрочем, захватив. Доделывать, значит. Этот, и второй. По образцу первого. Цельная крестьянская натура. Слёзы слезами, а дело делом.
Ицхакович объясняет - был у девы жених. Лейтёха. Штурман. С 39-го сбап, натурально. Ну, любовь и всё такое. Короче, не выдерждала дева, да стала бабой. Животик в рост пошёл. Жених-то он жених, конечно, но как-то... ну, не торопился, что ли. Бывает. Где-то как-то понимаю. Хотя никогда не попадал. Да и не мог - не было привычки что-то обещать. Такое вот сладенькое. Попусту. Впрочем, в это время, может быть, сложно было. В смысле, без обещаний чтоб. Обойтись.
Никуда бы он, конечно, не делся, причём даже без хождения пострадавшей в политотдел. Женсовет. Не работал даже, а действовал. С неумолимостью прокатного стана. Однако - война. Улетел ясен сокол, да не вернулся. Из них никто не вернулся. И не вернётся, надо думать. Это из тех, что мост бомбить. Без прикрытия. Девица же сирота, из местных. Родители сгинули незадолго до воссоединения, в ходе пацификации. Что такое? Ах, пан не знает, откуда ему, конечно.
Оказалось, миротворческие миссии далеко не америкосы изобрели. С прочими общечеловеками. Когда поляки - между нами, нация более чем своеобразная - доставали местных уж очень круто, те их резать начинали слегка и постреливать. Тогда приезжали бравые польские жолнежи и приводили к миру. Всё, всех и вся. В свойственной им непринуждённой манере. С ними и гражданские, из националистически настроенных добровольцев, разумеется. Эти, так вообще... Поляки, как оказалось, вообще неслабо отметились. И здесь, и на Украине. Всё им велика Польша грезилась, "от можа и до можа". В смысле, от Балтийского моря до Чёрного. Одни осадники чего стоили. Это когда приезжает польский крестьянин, часто из дембелей, и осаживается на землю. И совсем его не заботит, что на земле этой кто-то до него уже был. В общем, когда полчёк сюда перебрался, она к нему и прибилась. Работящая да старательная.
Ей тогда четырнадцать было, сейчас аккурат шестнадцать, следовательно. Ицхакович тоже в печали. Ну, дочка не дочка, а заботился о ней. В том числе и он. Вроде как дочь полка. В хорошем, то есть, смысле.
И тут мне вдруг так жалко её стало. Милую да несчастную. С намечающимся уже животиком... До того, что вдруг совершенно идиотская мысль в темечко клюнула. У меня такое бывает. Спонтанные решения и поступки. Как правило, что интересно, верными и правильными оказывались. Во всяком случае, до сих пор. В долгосрочной перспективе, что особенно важно. На подобную тему, впрочем, впервые. Ну, надо же когда-то и начинать.