Десять месяцев до Пробуждения
Нас попросили передать пакет. Мы позвонили Сергею Атману и узнали, где он находится. Он жил в чьей-то квартире на окраине города, куда мы и поехали. Приехав, обнаружили его сонным и в мятой футболке. Он поставил чай и включил музыку. Мне это показалось странным. Зачем Просветлённому музыка? Ему что, скучно или нужно заполнять пустоты какими-то звуками? Сергей казался самым доступным из всех Пробуждённых, и мы, пользуясь случаем, стали расспрашивать его о том, о чём у Миши и Рубцова спросить боялись:
— Как ты себя чувствуешь? Что поменялось?
— Да ничего не поменялось. Просто я вспомнил Себя, вот и всё.
— А чувствуешь-то себя как?
— Да отлично я себя чувствую.
На первой встрече он говорил, что молился. Я попросил его рассказать о молитве.
— «Не я, но ты, Господи. Не я, но ты, Господи». Вот так и молотил по несколько часов в день.
— Ты ещё говорил, что тебя разъедало всего, как кислотой.
— Ну да, разъедало… Жгло всё внутри. Физически прям. Не знал, что делать… Но мне Артём объяснил. Бхакта, говорит, у тебя, «милость Гуру», понимаешь ли, радоваться надо! Нормальная такая бхакта. Катался по полу, встать не мог.
— А давно ты Рубцова встретил? Сколько времени у тебя занял весь Путь?
— Три месяца. Под пресс меня загнали и выжали всё, что могли.
— А тарабарщину ты делал?
— Да, делал.
— А как долго и как часто?
— Ну, в свободное от работы время. Я же в «копчужке» [3] жил. Там ни окон, ни дверей. Начинаешь тарабарить — всё гудит. Непонятно: то ли день, то ли ночь… Потом кто-нибудь звонил, приходилось заканчивать. Иногда совершенно не понимал, сколько времени прошло, в изменёнке какой-то болтался…
— И так все три месяца?
— Да. Когда мантра выделилась, стал её долбить. Стенок семь прошёл, наверное… Тарабаришь, тарабаришь — бац! — стенка рушится, потом дальше…
Мне всё это казалось каким-то бредом. Каких стенок? Какая молитва? Но выглядел и говорил он вполне адекватно, так что ему хотелось верить.
— Ас Рубцовым ты часто встречался?
— Раза три-четыре. Я к нему в Питер приехал. У самого: ни денег, ни жилья. Сказал, что останусь у него, — мне жить больше незачем. Останусь, пока не Пробужусь. Тогда он спросил: а с работой что? Я ответил, что брошу работу, чтобы у него жить. Но он сказал, что так не годится. Нужно выполнять свои обязательства. Работу оставлять нельзя. Сказал, чтобы я ехал обратно и практиковал. Велел выделять наблюдателя. Как выделишь, говорит, придёшь. Ну я ноги в руки и пошёл.
— Выделил?
— Ну да. За пять дней. Круглосуточно молотил: «Кто говорит? Я говорю!»