— Friz, ohuel, tschto li, sowsem? Seitschas ya tebya tak upizdyaschu…
И русский пошел словно медведь, раскинув лапы, рыча от ненависти!
Крик вдруг прорвался сквозь дремоту, и Макс проснулся от замерзлой дрожи.
Костер давно погас, и мокрый пот накрывал землю промозглым туманом.
Приснится же такое…
Впрочем, идею о жертвоприношении нужно обдумать. Кто такой воин СС? Это жрец войны. Что такое война? Это жертвоприношение для германской расы. Больше крови — больше счастья. Каждый убитый враг на фронте — новый рожденный ребенок в тылу. А если фронта нет? Тогда его надо сделать. Вот и все.
Макс поднялся с земли. Разминая затекшее от долгого лежания на земле тело, сделал несколько наклонов, потом отжимания, потом бег на месте…
Так… Время убивать и возвращаться домой. Без крови нет жизни. Это знает каждый новорожденный. И каждая мать. А сейчас Макс мать сам себе. И нужно пустить кровь, чтобы вернуться домой. Иначе — никак.
Он снова повертел странный медальон в руках. Повертел, потом, повинуясь какому-то странному чувству, надел на шею и крепко сжал его в руках. Сделал шаг и…
И мир снова изменился. Вместо замусоренной рощицы на берегу некрупной реки прямо в лицо ему смотрел выпученными глазами какой-то еврей в белом халате. А может, и не еврей, может, итальянец или румын. Этих Макс ненавидел еще больше. После Сталинграда. Черноглазый брюнет с длинным унылым носом резко отшатнулся от немца.
Короткая очередь…
Фольксфатер перешагнул через труп в белом халате. Впрочем, почему белом? Уже красном. Так… И где унтершарфюрер на этот раз? Макс огляделся.
Пустая комната.
За спиной столы. На столах снова плоские рамки, в которых дымят мультяшные танки… Три пустых кресла. Яркий свет. Итало-румыно-еврей на полу. Так…
Макс вдруг понял, что очень устал от всего этого безобразия. Если боги не хотят его возвращать в Фатерлянд, значит надо убивать здесь. Убивать по-настоящему. И помоги Один, чтобы это был не сон. Он пинком открыл дверь. За угол кинул еще одну гранату. На этот раз последнюю. И она — взорвалась. А потом пошел по коридорам, отстреливая паникующих в ужасе белохалатников, метавшихся из комнаты в комнату. Откуда-то сверху заорал металлический голос:
— Тревога! Тревога! Уровень пять!
Язык этот Макс понял сразу. Он его еще в школе учил. Язык вечных врагов вечного Райха.
Язык англосаксов.
— Ферфлюхте швайнехунд! — прошипел он, войдя в очередную комнату.
Но выстрелить не успел.
Его опередил какой-то парень, забившийся в угол и закрывавший от страха руками голову. Тоже в белом халате, но заоравший на родном языке Рейна и Одера: