— Какой? — насторожился Лысов.
— Получаешь срок ты. Как организатор преступной группировки. Плюс «три гуся» — «незаконное хранение оружия». Ну и твоя любимая «русская» статья. Впрочем, все это мелочи по сравнению с новой…
— Это с какой это? — напрягся «Сварожич».
— А убийство на тебе внезапно повисло, Боренька. Убийство. Вот часов как двенадцать уже висит.
— Да ну нахер! Какое убийство, товарищ майор? Вы это чего?
— А чего тогда шнурки белые носишь?
— Да я же в кроссовках, не в берцах!
— Это ты следаку будешь рассказывать, Боря.
— Да при чем тут следак, что вы несете-то? — скин уже почти кричал.
— Это мама твоя носить будет. Передачки. Ты зачем, Боря, старика убил?
— ДА КАКОГО СТАРИКА??
— Да третьего дня. По горлу эсэсовским кинжалом полоснул. А перед этим об него и окурки тушил, и пальцы в дверях зажимал. С особым, так сказать, цинизмом.
— Это не я! — побелевшими глазами Боря глядел на майора Лисицына.
— А кто?
— А я знаю? — совершенно по-еврейски ответил вопросом на вопрос скин.
— Кто, Боря? Кто? Не ваши, нет? А кто? Может, залетные какие? Боренька, ты не молчи, не молчи!
— Какие залетные? Да нет никаких залетных у нас, все свои!
— Я знаю, что нет. Значит — вы!
— Мы-то тут при чем?
— Боренька, такие кинжальчики только вы храните у себя дома, нацидрочеры хреновы.
И тут Боря заплакал.
— Это не мы, это честное слово — не мы.
Лисицын и так знал, что это не доморощенные борцы за чистоту русской расы. Максимум, на что они способны — на мелкий гоп-стоп. Причем жертвой этого грабежа будет подгулявший русский же. А другим-то откуда взяться в городе с почти стопроцентным опять же русским населением? Раздолбаи малолетние, силушку им девать не куда… Да и откуда этим нищебродам взять деньги на НАСТОЯЩИЙ, не новодельный эсэсовский кинжал? Найти — ладно, могут и найти, но бросить дорогую игрушку на месте преступления — да их жаба бы задушила до смерти. Да и как не похвастаться потом перед «камерадами» освященным кровью врага мечом возмездия? Придурки…
— Боря, не финти, сейчас я тебя отвезу в прокуратуру, пиши там чистосердечное — это уже не мое дело будет. Понял, шкет?
Боря мучительно скривил лицо, по щекам его потекли крупные слезы. На мгновение Лисицыну даже стало жаль пацаненка. Но только на мгновение.
— Это не наши, товарищ майор, это не наши. Грабанули его, верняк, а кинжал — я не знаааааююююю…
И заревел в голос.
Лисицын чуть было не сплюнул на пол, но сдержался. Машина-то не казенная.
— Значит, это не твое? — открыл Лисицын бардачок и осторожно достал оттуда пакет с кинжалом.
— Не, не, не, — едва глянув, опять заревел Боря, но внезапно замер: