Правда, Алиса не имела настоящего права упрекать Губерта. Три месяца тому назад между ними произошла сцена, и она знала, что все кончено, но это не ослабляло отчаянной боли в сердце. Молча сидели они, пока занавес не опустился.
Для девушки, сидящей в партере, музыка потеряла все свое очарование. С того момента как лорд Сент-Остель перешел в ложу рядом, какое-то странное, никогда не испытанное чувство пронзило ее. Кто эта красавица с прелестными волнами светлых волос и чудесным жемчужным ожерельем? Он, этот мужчина, заставивший ее вспомнить о Ланселоте, почтительно склонился к ней. Теперь было достаточно темно, чтобы незаметно наблюдать за ними, и она почти не спускала с них своих больших черных глаз. Ее вдруг охватило чувство одиночества и какое-то беспокойство. Казалось, весь театр был полон людей, которые знали друг друга, были даже друзьями. Она одна никого не знала. Она и мадам де Жанон здесь чужие и никому не нужны. Но, быть может, когда-нибудь, в один прекрасный день, как обещал ей отец, она тоже станет знатной дамой, своей среди них и, возможно, будет говорить с господином Ланселотом!
Но здесь занавес поднялся, она отвела глаза, а когда взглянула снова, мужчины, который ее интересовал, уже не было в ложе.
Лорд Сент-Остель шагал по своей библиотеке до двух часов ночи. Решение было им принято. Он должен согласиться на условие Вениамина Леви. Но следовало уяснить себе некоторые вещи — внезапная бледность Алисы потрясла его. Когда он прощался с ней, он увидел в глубине ее желтовато-серых глаз притаившуюся тоску. Губерт ненавидел такого рода переживания. Он даже не подумал о том, какова его будущая невеста, и не хотел останавливаться на этой мысли.
В тот же самый час черноволосая девушка в своей спальне тоже бодрствовала, повторяя про себя его имя: она узнала его, услышав разговор двух мужчин, сидевших сзади, перед началом третьего действия.
— Смотри, лорд Сент-Остель покинул ложу герцогини, а мистер Гамбльтон вошел в нее. По-моему, он самый интересный мужчина, какого я когда-либо встречал.
— Кто, мистер Гамбльтон?
— Нет, Губерт Сент-Остель, конечно.
Губерт, и Сент-Остель, английский аристократ! «Как это чудесно», — прошептала она по-французски, и затем ее длинные ресницы опустились на пылающие щеки. Сон и молодость — две чудесные вещи.
После того как лорд Губерт, восьмой граф Сент-Остель, виконт Гальтон и барон де Мен — год пожалования баронства 1299, с гордостью вспомнил мистер Леви — сообщил ему по телефону о своем решении, банкир не только потер пальцами левой руки ладонь правой, как всегда делал, когда был чем-нибудь доволен, но прямо-таки подскочил в кресле. Впрочем, он быстро овладел собой.