Я буркнула что-то невразумительное и заорала, когда ощутила скользкую горячую ладонь на своем бедре.
— Не бойтесь, госпожа, я сделаю вам хорошо, — шептала рыжая, усиливая напор.
Я, вздымая волны, отвесила ей затрещину:
— Если еще кто-то из вас посмеет прикоснуться ко мне…
Что я в таком случае сделаю, на ум не приходило, но и просто грозной интонации хватило за глаза. Девчонки выскочили из купальни как ошпаренные.
— Мне и так лучше всех, — пробормотала я остывая. — Еще немножечко поваляюсь и…
И я уснула.
Старик сидел в большом, обтянутом чешуйчатой шкурой кресле. Его седые волосы струились по плечам, сбегали на ониксовую поверхность пола и застывали там туманным озерцом.
— Подойди.
Я послушно приблизилась, поскрипывая кожей высоких верховых сапог.
— Почему ты — мальчик?
Я пожала плечами:
— Твой сон — тебе виднее.
— Может, тебе про меня наговорили, что я девственниц на обед ем?
— Меньше всего я в жизни думаю о твоем питании.
— Наглая девчонка.
Тяжелые веки опустились, прикрывая белесые страшные глаза.
— Не сердись. Это же сон, а во сне человек себя контролировать не может.
— Это потому, что ты не стараешься, — ответил он сварливо.
— Я буду усердней, — пообещала я. — А где остальные два?
Он, не открывая глаз, пожал плечами:
— Носятся где-то… Молодые, жадные, горячие. Им еще все интересно.
— Ты меня позвал, чтобы я тебя развлекла?
Он посмотрел на меня:
— А ты можешь?
— Только не пением. И не танцами. У мужчин как-то по-другому тело устроено, я еще не очень поняла, как им управлять.
— Игры какие знаешь?
— Из приличных — шахи. Но что-то мне подсказывает, что против тебя у меня шансов нет.
Он кивнул.
— Простецкая игра. У вас, людей, все игры простые.
Мы помолчали.
— В миру какие новости?
— В Араде? — уточнила я. — Твои ребята ракшаса вызвали, он нам чуть весь город не порушил.
— Арад? Это такой городишко на разломе? Там просто вызывать.
Я начинала злиться из-за бессмысленного разговора.
— А ты хорошенькая, — вдруг сказал он. — Садись.
Я приподняла подол кружевного серебристого платья и присела на кушетку. Он закинул ногу на ногу и отбросил с лица прядь седых волос. Его желтоватые кошачьи глаза хитро щурились.
— Ганиэль меня не любит, — пожаловался он. — И уважать совсем перестал.
— Мне его убить?
— Сам справлюсь. Ты не знаешь, зачем он тебя сюда притащил?
— Нет. А ты?
Он не ответил.
— Хочешь дар?
— Спасибо, у меня есть, — вежливо отказалась я.
— Ветер? — Его смех звенел стеклянными колокольчиками. — Это же почти ничего! Хочешь все четыре — огонь, воду, землю? Будешь единственной и неповторимой.
— Я и так… хм… неповторима…