— Молчишь, козлик? Может, решил подумать? А? — Поль поставил стакан на пол. А, козленок?
— Ненавижу тебя, — неожиданно выдавил Анри. — Ненавижу тебя, сволочь. Скотина.
— Что-что? — Шутливо повернув ухо, Поль сделал вид, что прислушивается. — Я не расслышал, повтори?
Я сказал, что ненавижу тебя, сволочь.
— Да? — В следующую секунду Поль нанес ему страшный удар в челюсть. Анри почувствовал, как из глаз сыплются искры, и тут же в голове грохнуло снова — Поль нанес еще один удар. На несколько секунд все ощущения Анри сосредоточились на разламывающей виски головной боли.
— Осторожней, жмурик нам не нужен, — услышал он глухой, доносящийся будто сквозь вату голос Базиля. Затем ощутил на губах и языке вкус крови.
— Эта подлюка вывела меня из себя, — сказал Поль.
— Может быть, но нам ведь нужно одно: чтобы он раскололся. Так что не горячись.
— Все равно я раздавлю его, как гниду…
Прошло несколько секунд. Затем Анри вновь ощутил, как в лицо ему летят брызги. Открыв глаза, увидел сидящего перед ним на корточках Поля. Заметив, что он пришел в себя, Поль прищурися:
— Козлик, учти, это только цветочки. Сейчас мы чуть подпалим тебе лапки. — Поль начал что-то делать внизу, и в конце концов Анри понял, что он снимает с него кроссовки и носки. Затем, щелкнув зажигалкой, Поль поднес пламя к его ступне. Сказал с ухмылкой: — Думаю, это тебя научит, как нужно себя вести. И не жалуйся, я ведь с самого начала предупредил: лучше колись сразу.
Анри не верил, что все это ему не снится, что это происходит в действительности. Ступню крутило и разламывало от боли, пахло кожей — его кожей, которая под действием пламени зажигалки, он это хорошо ощущал, сейчас горела, дымилась, плавилась. Поль, не прекращая пытки, с ухмылкой посмотрел на него — и ту же ногу, которую он подпаливал, до самого колена охватила адская боль. Анри сам не узнал крика, который вырвался вдруг из его груди — хриплого, звериного, нечеловеческого. Он кричал, задрав голову, а затем, после того как толчки боли стали невыносимыми, провалился в небытие.
* * *
Посмотрев на Жильбера, обращавшегося к нему уже второй раз в течение последнего получаса, консьерж покачал головой:
— Повторяю, месье: я ничего не знаю.
Судя по брюзгливому тону и осуждающему взгляду, которым воззрился на него этот старичок с отвисшими, как у мопса, щеками, к столь поздним визитам консьерж относился крайне неодобрительно. Все же, надеясь хоть как-то на него воздействовать, Жильбер сказал:
— Клянусь, месье, мне крайне важно знать, куда мог отправиться месье Эрве. Крайне важно.