Феодосия. Богом данная.
Владлена даже глаза прикрыла на секунду. Дышать было легче.
Ахтынцев отвернулся, напряжённо глядя в окно машины: не было сил смотреть на неё, подмечать эту внезапно проступившую нежность в ней, видеть, как мягкие черты лица заливает солнцем, как лучи золотят светлые волосы.
Алексей Александрович вышел первым и, как и Миша, открыл дверцу для своей спутницы, она привычным жестом приняла его руку.
Насколько достанет сил всё так же бегать за ней, быть посмешищем на виду у всех?
— Ты знаешь, что бедолагу зовут твоей собачонкой? — Люся неустанно сражалась за Лёлика в надежде рано или поздно вразумить подругу.
— Его никто не заставляет, — даже не оборачиваясь, распаковывая чемодан.
— А он, между прочим, герой войны!
— Я устала в дороге, — выпроваживая подругу из номера.
— Владуся, мы об этом ещё поговорим! — не сдавалась Людмила, уже будучи за порогом.
Играла музыка, что-то игриво-рваное. За столиком в ресторане сидели четверо.
Рыженькая маленькая женщина двадцати шести лет, неугомонная настолько, что казалось, она неспособна усидеть на месте. Всё в ней, от коротко стриженых завитых локонов до наимоднейшего фасона твидовой юбочки, выдавало ту стремительность и порывистость характера, которую, возможно, даже годы не смогли бы приглушить.
Подле неё сидел светло-русый мужчина под тридцать, кивавший после каждого восторженного восклицания рыженькой, которая восхищалась всем, включая минеральные воды, Пушкинский грот и меблировку их номеров.
Рядом сидела пара, столь же сильно отличная от этих двоих, как несхожая внутренне.
Молодая женщина лет тридцати, казавшаяся старше из-за неподвижного ли взгляда тёплых карих глаз вкупе со скучающим выражением лица, или же из-за абсолютного небрежения к моде: длинные светлые волосы, собранные в узел на затылке; вечернее платье-футляр, тёмно-синее с вырезом лодочкой — в канонах старого стиля.
И мужчина, в военной форме, неотрывно следящий за женщиной, ласкающий, ловивший взглядом поворот головы, изгиб тонкой фарфоровой шеи.
Алексей Александрович Ахтынцев, полковник Военно-воздушных сил, прошедший войну, сохранивший на память осколок в плече, достигнув сорока лет, был вынужден признать, что он малодушно одержим женщиной. Одной единственной упрямой и беспутной женщиной.
— Владлена, — сжав её руку, достаточно тихо, чтобы слышала только она.
Она обернулась, глядя на него так холодно, что мороз пробирал по коже: да за что же она так ненавидела его?
Влада медленно перевела взгляд на его руку, сжимающую её ладонь. Мужчина, нетерпеливо, вздохнув, отпустил её пальцы.