Грейсон проверил, заряжено ли оружие, взгромоздил его на плечо и посигналил солдату, притаившемуся на противоположной сторане переулка.
Солдат перегнулся через угол здания и открыл огонь из винтовки. Эти малокалиберные пули не могли повредить броню боевого робота, но они отвлекли пулеметный шквал «Страуса» на себя; из угла здания сыпались ярко-белые звездочки – в тех местах, где тяжелые пушки выгрызали куски кирпичей.
На время внимание водителя боевого робота было приковано к противоположной стороне, и Грейсон шагнул из укрытия. По сравнению со стальной махиной, вздымавшейся над ним, Грейсон почувствовал себя очень, очень маленьким.
– Стой на месте, воин! – завопил он, затем судорожно вздохнул, чтобы унять дрожь в голосе. – Если рыпнешься, тебе каюк! Посмотри на меня и убедись, может, я блефую!
Тянулись секунды. Лазер «Страуса» склонился к земле, а пулеметы оставались неподвижны, как изваяния, целясь через улицу на угол здания напротив. Грейсон стоял на самом виду, зеленый силуэт «Страуса» заполнил прицельное окно его катапульты, и палец плотно обхватил курок.
Он предоставил водителю момент, чтобы просканировать электронные излучения спусковых схем в ракетных боеголовках.
– Ты можешь меня убить! – снова закричал он. – Но сам поджаришься. Твои теплообменники уже достигли режима самовыключения. Одна пуля из «дьявола», и тебе каюк. А какая неприятная смерть!
Водитель «Страуса» заговорил, электроника воспроизводила голос, делая его низким и грубым.
– Что тебе нужно?
– Не прикасайся к оружию. Я хочу, чтобы ты вышел оттуда. Если мне даже покажется, что орудие двинулось в моем направлении, я выстрелю!
Возникла пауза, и Грейсон услышал резкий свист раскаленного металла, охлаждающегося на корпусе боевого робота, чуял кисло-резиновую вонь расплавленной изоляции. Температура внутри, наверное… ого-го какая…
– Хорошо, – сказал водитель «Страуса». – Не стреляй. Я выхожу.
Воспроизведенный электроникой голос не мог регистрировать эмоции, но Грейсону он показался усталым, пожалуй, смиренным.
Сам он остался стоять, словно пускатель на его плече был вылит из бронзы. От «Страуса» донеслось резкое шипение нарушенной герметизации, и послышался дребезжащий звук откинутого люка. Раздался лязг, и из люка, звякнув, вывалилась лестница с металлическими перекладинами и закачалась, не доставая полметра до земли.
Войска городской милиции, держа оружие наготове, вступили в переулок. Из брюшного люка «Страуса» показались ноги водителя, и сразу стало очевидно, что это женщина. Чуть ли не девушка, на ней были только тапочки и лоскут черной материи, обернутый вокруг пояса. Обычно воины, запертые в горячем сердце своих машин, сражались полуголыми, и у нее не было времени, чтобы одеться перед выходом. Длинные белокурые волосы разметались по плечам сырыми, влажными прядями, а тело блестело от пота. Спустившись с лестницы, она стала лицом к ним, скрестив руки на груди, одинокая и уязвимая.