— Так он грядет? — спросила я.
«Разумеется», — ответил Бог.
— Он уже я не знаю сколько грядет! — Я подтянула колени к груди. — А я хочу прямо сейчас, сейчас — сегодня! Я вообще больше не хочу просыпаться в этом мире.
«Ну, все-таки придется быть немножко потерпеливее, — сказал Бог. — Однако Я не шучу. Он действительно близко».
Я глубоко вдохнула.
— А как оно все будет, Господи? — сказала я. — Ну, я имею в виду, потом.
«Да распрекрасно, — сказал Бог. — В точности так, как ты себе это представляла».
— Больше не будет ни болезней, ни голода, ни смерти?
«Вот именно», — сказал Бог.
— И ты утрешь каждую слезу с каждого лица?
«Да».
— И мы с папой увидим маму, и все будут жить вечно, и все будет так, как было в самом начале?
«Да».
— И у меня будет собака, и там будут поля и деревья, и настоящий воздушный шар?
«Да, это все тоже», — сказал Бог.
— А моя мама будет меня любить?
«Да уж наверное».
— Скажи, Господи, а ждать еще долго? — спросила я. — Ну подскажи хоть как-нибудь, хоть чуть-чуть!
«День и час неведомы никому», — сказал Бог.
— Кроме Тебя.
«Да… но время-то меняется. Сейчас Я правда не могу дать тебе точного ответа».
— Ну, лично я готова, — сказала я. — Когда бы оно ни случилось. Давно уже пора.
Вечером мы сидели на кухне, читали про падение Иерусалима и ели копчушек с горохом, когда перед домом что-то грохнуло. Папины глаза остановились на середине страницы. Ненадолго задержались на одном месте. А потом снова задвигались.
Через минуту послышался еще один удар, но теперь как будто кто-то въехал в забор на машине. Мы услышали смех — визгливый, пронзительный и отрывистый. Что-то прошло по папиному лицу, он отодвинулся от стола.
— Не ходи туда! — сказала я и тоже вскочила. Не знаю почему, но мне стало страшно.
Но папа пошел. Вышел через заднюю дверь. Через несколько минут я услышала, как скрипнула задняя калитка, крики на улице стали громче, раздался топот бегущих ног.
Некоторое время я сидела на диванчике, потом стала ходить. В прихожую, в переднюю комнату и там по кругу. В промежуточную комнату, потом обратно. Я двинулась вверх по лестнице, через площадку, во все спальни по очереди, потом снова вниз.
Когда часы в прихожей пробили девять, я пошла наверх, легла на папину кровать и стала вдыхать его запах. Подтянула к себе его овечий тулуп. Может, надо все-таки пойти к миссис Пью и сказать, что случилось? Может, позвонить в полицию? Только очень не хотелось двигаться. Я смотрела, как на папином маленьком будильнике сменяются тусклые зеленые цифры, отсчитывая минуты, и думала, как папа смотрит на него каждое утро, когда встает в темноте. Подумала, как он спит вот здесь, положив голову на эту подушку, от которой пахнет его кожей, спит на боку, свернувшись, и что-то начало тянуть в животе и никак не проходило.