Свинцовая пуля венчала
Среди битвы кровавой.
В народной песне образ строится по старинному представлению, восходящему к эпическому образу, уподоблению битвы свадебному обряду. В другом цикле народных песен говорится о том, что погибающий в бою казак просит насыпать «высоку могилу» и посадить на ней калину. То есть опять-таки народная песня исполнена глубочайших символов и народных верований. Все гораздо проще обстоит в этой профессиональной песне, если можно назвать ее таковой, написанной не в согласии с народным чувствованием, а в согласии с ничем не мотивированной идеологической установкой: просто передай, что «я честно погиб за рабочих». Но почему, скажем, не за крестьян или вообще за трудовой народ? Но, видно, народ в этом миропредставлении как раз в расчет не брался…
Перед нами принципиальнейшее отличие народного миропонимания, действительно художественного мышления, того образа мира, в центре которого находится человек, от миропонимания, народу насильственно навязывавшегося, бездуховного, механистического, в котором не находилось места человеку, миропонимания порядком ниже, из плена которого, казалось, люди уже давно вышли…
По отношению к песне особенно проявилось творческое бессилие того, говоря словами С. Булгакова, «духовного маразма», который насильственно установился в России, который долго и трудно преодолевался, поглощая в себе это бездуховное нашествие. Сказалось это прежде всего в том, что большинство революционных песен являлись переделками ранее известных, перенявших их мелодии, но в которых пелось уже совершенно о другом. Об этом, кстати, убедительно писал составитель «Песенника российского воина» В. Мантулин: «Не нужно быть музыковедом, чтобы понять, какой массовый плагиат начался с созданием «краснознаменной» литературы… Чрезвычайно показательно то обстоятельство, что композиторы «белых» сохранили в песне черты мягкого лиризма и глубокого трагизма, большевики же внесли в гармонию элемент грубой угрозы, что подчеркивается сочиненными словами вроде «разгромили атаманов, разогнали воевод…». И этот дух устрашения, приправленный изрядной долей нерусского самохвальства а-ля «встретим мы по-сталински врага…», наложил очень неприятный отпечаток на многие песни советского лихолетья» (НьюЙорк, 1970, т. 1; Нью-Йорк, 1985, т. 2).
«Классическим» примером подобных переделок является известная каждому из нас со школьной скамьи песня «Смело мы в бой пойдем». В первоначальном ее тексте пелось совсем о другом: «Мы смело в бой пойдем / За Русь святую / И как один прольем / Кровь молодую». В песне же нам известной, искаженной уничтожение всего человеческого: «как один умрем». Зачем? Почему? А как же «светлое будущее» без нас?.. Впрочем, читатели могут сравнить текст с тем, который публикуется в данном сборнике.