Понимая исключительное значение песни в судьбе русского народа, торопились через песню влиять на массы. Торопились настолько, что, как известно, первые песни с «советской» тематикой рождались зачастую методом перетекстовки старых популярных, узнаваемых мелодий. Так, старый гусарский марш «Оружьем на солнце сверкая» получил в 20-е годы новый текст: «Да здравствует Первое мая»; на мотив «Вдоль по речке, вдоль да по Казанке» сочинили текст «Ай да ребята, ай да комсомольцы»… Затея с перетекстовками была крайне наивна: профессиональный филолог может в подобных случаях достоверно предсказать, что упомянутый ассоциативный ореол мелодии со временем перекроет новые слова (ибо мелодия вовсе не чистая «форма», лишенная семантики) и песни, скорее всего, снова начнут петься с прежними текстами. Так и получилось ― лихие поделки пролеткультовцев ныне прочно забыты» (Юрий Минералов. «Контуры стиля эпохи», «Вопросы литературы», 1991, № 7).
Почти невозможно найти революционных песен, которые не были бы перепевами, а то и откровенными заимствованиями старых мелодий. На мотив популярной в восьмидесятых годах прошлого века песни «Среди лесов дремучих» написана песня Гражданской войны «Мы красные солдаты»; «Варшавянка» пришла из Варшавы, русский текст ее написан уже потом. «Там, вдали за рекой» написана на мотив старой народной песни «Когда из Сибири займется заря». «Вы жертвою пали» на мотив похоронного марша композитора А. Варламова…
На примере трансформации песен можно коснуться очень важного для России идеологического вопроса. Оказавшись после революции, собственно говоря, оккупированной чуждой, иноверной идеологией, несмотря на все попытки, Россия сбросить ее не смогла. Причина состояла в том, что идеологией этой, заразительной по самой своей сути, оказались захвачены широкие массы народа. Формы же борьбы с народом были чудовищно жестокими. Остался самый трудный путь путь медленного изживания коммунистической ортодоксии. Коварство ситуации состояло еще и в том, что последователи этой идеологии, когда страна оправилась после Великой Отечественной войны, навязывали такое представление, что Россия, мол, достигла своего экономического могущества благодаря этой ортодоксии, а не несмотря на нее, не в мучительной борьбе с ней, медленно возвращаясь к своим исконным, народным, православным ценностям, хотя и в чешуе этой самой ортодоксии.
Коснуться этой долгой социально-духовной борьбы тем более необходимо, что после тихого «демократического» завоевания России, разрушения ее экономики и подавления ее культуры нам, по всей вероятности, предстоит именно такой путь. И тут опыт предшествующего преодоления, старательно скрываемый, постоянно возвращающий нас к старому, уже, по сути не существующему противостоянию «белых» и «красных», очень важен.