Поднимаясь в лифте, я думаю о том, что Болек еще раньше передал сведения моим конкурентам за обещание свести его с женой.
Я звоню в дверь мадам Руссо. Мне открывает маленькая женщина с седыми волосами. Она сообщает, что последние две недели у нее был жилец, господин Люсьен, пришедший по объявлению. Она узнала о том, кем на самом деле был ее жилец, только вчера, когда пришли полицейские из первой мобильной бригады и обнаружили на шкафу гранату.
Господин Люсьен ушел накануне, без предупреждения, оставив в конверте деньги за проживание.
Разочарованный и довольный, я выхожу на улицу: Бюиссон вновь улетучился, но и наши конкуренты тоже остались с носом. Теперь я рассчитываю только на Матье.
Но об этом никто, кроме меня, не знает.
— Куда же он мог запропаститься?
Сидя в «ситроене» Монтиюра, нового шофера группы, Толстый ерзает на сиденье от нетерпения. Девять часов вечера. Уже два часа мы поджидаем выхода из тюрьмы Робийяра, о чем нас предупредил судебный следователь. Многие заключенные уже вышли из тюрьмы, направляясь либо к ожидающим их родственникам, либо в кафе напротив, но Робийяра среди них не было.
— Не хватало только, чтобы его задержали по другому делу, — бурчит Толстый.
Я тоже волнуюсь. Только наш шофер Монтиюр остается спокойным, равнодушный к нашим тревогам. Проходит еще полчаса, а Робийяра все нет и нет.
Наконец он появляется в воротах тюрьмы со свертком в руках и направляется к нашей машине. Как только он садится на переднее сиденье и захлопывает дверцу, Монтиюр дает газ.
— Что нового? — спрашивает Толстый, пожимая руку Робийяра.
Машина едет вдоль бульвара Араго, огибает Данфер-Рошро и выезжает на авеню Мен. Матье поворачивает к нам голову:
— Франсис не знает, где Эмиль, но зато Пузатый, зять Бюиссона, должен это знать, так как он поддерживает с ним постоянный контакт. У меня есть для него рекомендательное письмо.
Я с нетерпением говорю ему:
— Дай прочитать.
— Не могу. Оно вшито в плечико пиджака.
— Хорошо, я думаю, что Пузатый должен на него клюнуть.
* * *
Монтиюр привозит нас на улицу Соссе, и, когда мы проходим в столь позднее время мимо дежурного поста, полицейские с удивлением смотрят на нас.
Мы поднимаемся в мой кабинет. Несколько секунд спустя мы распарываем зашитое в плечико письмо, и в наших руках оказывается аккуратно сложенный четырехугольник. Почерк Кайо вполне разборчивый, хотя орфография оставляет желать лучшего:
«Мой дорогой Эмиль. Друг которого я тебе рекамендую обсолютно надежен. Я его проверил и ты можеш ему доверять. Будь осторожен с бретонцем, которого полиция неоднократно извлекала из тюрьмы. Крепко обнимаю тебя. Твой друг Франсис Кайо».