Уй-й! Я кинулся к Гершанку, но, разумеется, помочь ничем не мог, разве что порешить старую ведьму — запихать ее в ящик допотопного бюро и запереть там на веки вечные. Рухнув с небес на землю — и в прямом, и в переносном смысле — тетя Жо неожиданно обрела подобие здравомыслия, хотя действия растерявшей последние эротические иллюзии архивистки сперва были нам не слишком понятны. Она подошла к письменному столу, отыскала на нем листок бумаги и принялась что-то набрасывать, шевеля губами. Примерно полчаса спустя тетушка положила перед нами портрет мужика лет тридцати пяти-сорока, с буйной шевелюрой, довольно мягкими чертами лица и по-детски пухлым ртом. Совершенно незнакомая рожа. Даже ассоциаций никаких не вызвала.
— Это и есть Федор Хряпунов! А теперь уходите, я устала! — и жестом императрицы, оканчивающей аудиенцию с местным купечеством первой гильдии, она указала нам на дверь и отвернулась к окну, заложив руки за спину.
Не могу сказать, что меня мучила совесть. По-моему, остальные тоже с трудом преодолели желание кинуться к выходу, давя друг друга животами.
Дорога домой проходила в теплой, дружеской атмосфере. Было ужасно забавно вспоминать, как на сцену явился полуметровый мундштук слоновой кости с серебром, и морщинистая старая дева курила, пуская клубы дыма и томно раскинувшись в креслах, будто куртизанка перед важным клиентом. Или как принесенная нам в крошечных, с наперсток, чашечках бурая жидкость на поверку оказалась чем-то вроде кофейного напитка "Новость". А экологически чистая каша, которой нас накормили почти насильно! Затейница Жозефина называла ее "грешневой" и потчевала всех с азартом отравительницы младенцев! И эти предки! По бабкиным рассказам выходило, что без Хряпуновых род человеческий давно бы вымер. То есть у Адама, скорее всего, была фамилия Хряпунов. А Ева, очевидно, была Троглодидзе (наконец-то! вспомнил!). Мы хохотали, припоминая все новые подробности, пока я не заметил, что Соня изрядно помрачнела, и наши прибаутки уже не доставляют ей удовольствия.
— Сонь, а Сонь! — похлопал я ее по руке, — Ну, не расстраивайся! Мы с Осей завтра же зайдем к твоей тете, подарим букетик, тортик, ликерцу бутылочку, прощения попросим…
— Да, правда! — Соня подняла на меня печальные, как у обезьянки, глаза, — Поговорите с ней, ребята… Она ведь старенькая уже и совсем одинокая…
Не могу согласиться, что тетя Жо как-то особенно стара — скорее, это рано увядшая и высохшая, словно черносливина, женщина лет шестидесяти. Но ей даже нравится подыгрывать тем, кто хочет видеть в ней ровесницу века — можно намекать на знакомства с историческими личностями — от Ахматовой до Наполеона включительно. Ладно, утешим эту клоунессу! Вернем тетке радость жизни, что нам стоит.