Проводив глазами ее округлую фигурку в махровом розовом халатике, мы с Данькой пожали плечами и пошли ко мне домой. Я, захлопнув дверь в Сонину квартиру, оглядел лестничную клетку и припомнил, как хреново себя чувствовал в подобной ситуации Даня:
— Первый раз так себя неуютно чувствую! Изменилось все, и страх нагоняет невыносимый. Я теперь понимаю, что с тобой в Мачихино творилось, когда на даче твоей тетки нам за каждым углом убийца мерещился. У тебя, помнится, даже бессонница началась!
— Да, верно, — поднял бровь Данька, — Пойдем-ка к тебе, дружище. Вечером заглянем к Соне, может, ей из галереи позвонят, или Франческо Кавальери сам по себе окажется любопытным типом со скрытыми намерениями. Словом, произойдет что-нибудь интересное.
Знал бы Данила, насколько прав он окажется!
* * *
Выпроводив без всякой деликатности Оську вместе с Даней Изотовым, его однокашником по аспирантуре и просто красивым малым, я приготовила ванну с огромным количеством снимающих напряжение солей — самой Клеопатре после такой ванны расхотелось бы самоубиваться. Погрузившись в воду цвета морской волны, словно в настоящее море, я блаженно закрыла глаза и впала в счастливый транс.
Прошедшая ночь фейерверком расцветила мое монотонное существование. До сих пор никакого представления о роскошной светской жизни, которой живут богатые люди, у меня в помине не было. Когда Франческо позвонил поздним, по моим понятиям, вечером — в одиннадцатом часу, и предложил встретиться, только искра природного авантюризма, внезапно вспыхнувшая в душе нудной девицы из галереи, позволила мне согласиться. Хотя в тот момент, когда я судорожно красила глаза, губы и ногти, в голове у меня звучали ханжеские наставления всех моих теток, включая просто седьмую воду на киселе, вроде кислоокой зануды Изольды Троглодидзе, чей родственный статус не может установить даже тетя Жо. Тяжела доля порядочной девицы: того не делай, сего не моги… Каждый шаг продуман до мелочей, каждое слово выверено поколениями, каждая мысль цензурирована и превращена в банальность! Такую нимфу не возжелает даже козлоногий сатир, обезумевший от похоти. Черт с вашими советами, тетушки, я буду делать, что сочту нужным: поеду в ночь с обаятельным незнакомцем, буду пить вино и слушать комплименты, а потом гулять с ним по безлюдной набережной, и даже целоваться — вот вам!
Но, решившись показать пример естественности, я сама до смерти перепугалась, когда Франческо сам повел себя вполне непосредственно: взял на руки моего Прудона и стал тыкаться в него, водя щекой по теплой шерсти и приговаривая что-то ласковое. Прудон обалдел не меньше моего, но дал себя потискать и вообще всей душой проникся к новому человеку в его маленьком, хорошо изученном мирке. Оторвавшись от заурчавшего котяры, Франческо смущенно улыбнулся: